1 Тимофею | 6 глава

КАК БЫТЬ РАБОМ И ХРИСТИАНИНОМ (1Тим 6:1−2)

Рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести, дабы не было хулы на Божие имя и учение.

Те, которые имеют господами верных, не должны обращаться с ними небрежно, потому что они братья: но тем более должны служить им, что они верные и возлюбленные и благодетельствуют им. Учи сему и увещевай.

В контексте настоящего отрывка содержатся некоторые очень важные христианские принципы для будничной работы и жизни.

Христианин-раб находился в очень сложном положении. Если его хозяин был язычником, он мог очень скоро заключить, что его хозяин обречен на вечную гибель, а он сам наследует спасение. Сам факт его принадлежности к христианству мог вселить в него чувство невыносимого превосходства, что вызвало бы невыносимое положение.

Ну, а если его хозяин был христианином, у раба могло возникнуть искушение использовать в своих интересах сложившееся отношение и спекулировать на него для оправдания плохо выполненной работы, дабы избежать грозившего наказания. Он мог предположить, что совместная принадлежность к христианству, дает ему право на разного рода особых содержаний. И все это представляло совершенно очевидную для той эпохи проблему. Следует отметить два общих пункта:

1) В те древние времена Церковь не выступала как целеустремленный разрушитель рабства насильственными и поспешными методами. И это было мудро с ее стороны. В Римской империи было что-то около 60 миллионов рабов. Уже из-за их большой численности в них всегда видели потенциальных врагов. Любое восстание рабов подавлялось безжалостной рукой, потому что Римская империя и не могла позволить себе такой роскоши — восстание рабов. Если ловили беглого раба, его или казнили, или ставили на его лбу клеймо Ф — беглый. Даже существовал римский закон, по которому в случае убийства хозяина, все его рабы могли быть допрошены под пыткой и даже могли быть поголовно казнены. Е. К. Симпсон разумно пишет: «Духовная борьба христианства полностью скомпрометировала бы себя, если бы оно стало раздувать тлеющие уголья классовой вражды и ненависти во всепожирающий пожар, или предоставило в своем лоне убежище беглым рабам».

Если бы Церковь стала побуждать рабов к восстанию против их хозяев, это имело бы роковые для нее последствия. Это просто-напросто вызвало бы гражданскую войну, массовые убийства и привело бы к совершенной дискредитации Церкви. Но с течением столетий христианство настолько пропитало цивилизацию, что рабы были освобождены добровольно, а не силой. Это для нас урок огромной важности. Это служит доказательством того, что ни людей, ни мир, ни общество нельзя изменить силой и законодательством.

Преобразование должно осуществиться через медленное проникновение Духа Христова в человеческое общество. Все должно свершиться в определенное Богом время, а не нами. И, в конечном счете, тише едешь — дальше будешь, медленно, но верно, а путь насилия разрушает все.

2) Но здесь заключена еще одна истина: «духовное равенство не стирает гражданских различий». Всегда существует опасность, что человек будет смотреть на свою принадлежность к христианству как на оправдание своей слабости и неспособности. Потому что он и его хозяин христиане, он может ожидать для себя особых условий. Но тот факт, что хозяин и работник оба христиане, не освобождает его от обязанности выполнить хорошо дневную работу и заработать свое жалование. Христианин, как и каждый человек, обязан соблюдать дисциплину и зарабатывать свое жалование.

3) Ну, так в чем же видят Пастырские послания долг раба-христианина? Его долг — быть хорошим рабом. Если он не таков, — он слаб и легкомыслен; если он непослушен и дерзок — он только дает миру повод критиковать Церковь. Работник-христианин должен проявлять свое христианство, работая лучше других людей. Собственно говоря, он должен совершенно в новом духе выполнять свою работу. Он не будет думать о себе как о человеке, принужденном против своей воли работать; он будет думать, что он служит своему хозяину Богу и собратьям, согражданам. Он будет стремиться не к тому, чтобы из него как можно меньше выжимали, а будет стремиться сам сделать как можно больше. Джордж Херберт выразился по поводу обязанности раба-христианина в следующих строчках:

Слуга с такой отметкой
Делает тяжкий труд небесным
Кто подметает комнату, выполняя Твой закон,
Делает все прекрасным.

ЛЖЕУЧИТЕЛИ И ЛЖЕУЧЕНИЕ (1Тим 6:3−5)

Сама жизнь и обстоятельства, в которых жили древние, давала лжеучителям возможность процветать, и они не замедлили воспользоваться этим. Во времена раннего христианства в Церкви было много странствующих пророков, которым уже сам их образ жизни давал определенный престиж. Само христианское богослужение не было столь формальным, как в наши дни. Каждый участник, которому казалось, что ему есть что сказать присутствующим, мог сделать это, и двери оставались широко открыты для людей, распространявших ложные и уводящие от реальности свидетельства. В языческом мире были так называемые софисты, мудрецы, сделавшие себе занятие из разговоров, продававшие каждый свою философию. Среди них были два направления. Одни утверждали, что они могут за плату научить человека умно спорить: это были люди, которые своим красноречием и находчивостью могли — представить плохое в лучшем свете». Они обратили философию в средство обогащения. Другие развивали риторику, учили своих учеников искусству публичных выступлений. Греков уже всегда очаровывали словесные выступления, они любили ораторов. И вот эти странствующие софисты ходили от города к городу, выступая с речами, давая, так сказать, ораторские представления. При этом они делали себе рекламу и даже рассылали личные приглашения на свои выступления. На выступления наиболее знаменитых из них люди приходили буквально тысячами; это были можно сказать «звезды эстрады», того времени. Филострат пишет, например, что один из самых знаменитых, Адриан, пользовался такой известностью, что, когда приходило известие о том, что он будет выступать, пустели даже сенат, и все население собиралось на Атенеум послушать его. У этих ораторов было три крупных недостатка.

Их речи были совершенно нереалистичны. Они обычно предлагали говорить на любую тему, какой бы отдаленной, неясной или неправдоподобной она ни казалась слушателям. Вот один из вопросов, которые они обсуждали (это действительно имело место): один человек пришел в городскую крепость, чтобы убить тирана, который мучил людей; не найдя самого тирана, он убивает его сына; входит тиран, видит тело убитого сына и в приступе горя убивает себя, а человек требует себе вознаграждение за убийство тирана и освобождает людей. Имеет ли он право получить его?

Эти ораторы жаждали аплодисментов. Между ними шла отчаянно жестокая конкурентная борьба. Плутарх рассказывает о странствующем софисте по имени Нигер, пришедшем в один город в Галатии, в котором жил известный оратор. Между ними немедленно было устроено соревнование. Нигер должен был победить, или он терял свою репутацию. Он страдал от застрявшей у него в горле рыбной кости, и ему было трудно говорить, но он должен был продолжать соревнование, чтобы поддержать свой престиж. У Диана Хрисостома есть описание общественной площади в Коринфе в разгар соревнований различных видов: «Вы можете слышать множество бедняг-софистов, орущих друг на друга и оскорбляющих друг друга, и их учеников (как они их называют), бранящихся друг с другом; и многих писателей, читающих свои глупые сочинения, массу поэтов, распевающих свои поэмы, массу фокусников, демонстрирующих свои чудеса, массу предсказателей, поясняющих чудеса, и тысячу краснобаев, искажающих судебные решения и немалое число торговцев, занимающихся своим ремеслом». Вот здесь как раз речь и идет об обмене оскорблениями, о зависти и раздорах, словесных перебранках людей и упадочническим мышлением, которые осуждает автор Пастырских послании. «Серьезные слушатели в аудитории поражают софиста, — пишет Филострат, — за импровизированную речь запоздалой похвалой или отсутствием аплодисментов». У Диона Хризостома читаем: «Бормотание толпы приводит их в восторг... Подобно людям, бредущим в темноте, они всегда идут туда, где аплодируют и кричат». Лукиан писал так: «Если твои друзья видят, что ты терпишь неудачу, пусть они заплатят за ужины, которыми ты их кормил: пусть они вытягивают руки и дают тебе возможность в интервалах между взрывами аплодисментов подумать о чем-нибудь, что можно было бы сказать». Древний мир слишком хорошо знал такого рода лжеучителей, которые проникали в Церковь.

Они жаждали восхвалений, и мерилом их было число. У Эпиктета есть очень живописное описание софиста, разговаривающего со своим учеником после такого представления. «Ну, как ты нашел меня сегодня?» «Клянусь животом, господин, я думаю, вы были превосходным». — «Как тебе показался мой лучший отрывок?» — «Который вы имеете в виду?» — «Тот, в котором я описываю Пана и Нимф». — «О, он был исполнен необыкновенно хорошо». — «Сегодня было намного больше народу, я считаю». — «Да, много больше», — отвечает ученик. — «Человек пятьсот, я полагаю». — «О, что вы! Должно быть, было не меньше тысячи.» — Но это же больше, чем когда-либо приходило послушать Диона. Интересно, почему бы это? Им, конечно, понравилось то, что я говорил». — «Красота, господин, может заставить плясать камни». Эти выступающие софисты были «любимцами и баловнями общества». Они становились сенаторами, правителями, послами. Когда они умирали, им воздвигали памятники с надписями вроде такой: «Царица городов Царю красноречия».

Греки были опьянены изреченным словом. У греков человек, умевший хорошо говорить был обеспечен на всю жизнь. И вот в такой среде росла молодая Церковь, и неудивительно, что такого рода учители стали наводнять ее. В Церкви они нашли новую область для приложения своих показных талантов и для завоевания мишурного престижа и выгодных последователей.

ХАРАКТЕРНЫЕ ЧЕРТЫ ЛЖЕУЧИТЕЛЯ (1Тим 6:3−5 (продолжение))

В этом отрывке выделены также характерные черты лжеучителя:

1) Он горд. Лжеучитель радеет не о том, чтобы показать людям Христа, а чтобы выставить напоказ себя. Еще и сегодня много таких проповедников и учителей, которые пекутся больше о том, чтобы найти себе последователей, нежели подготовить последователей Иисуса Христа, которые более заинтересованы в том, чтобы навязать людям свою точку зрения, чем довести до сознания людей слово Божие. Один шотландский проповедник рассказывал о своем учителе, что его сперва прямо-таки неприятно поразила его манера брать во время лекций листок бумаги, заглядывать в него и потом продолжать лекцию. Однажды, улучшив момент, студент заглянул в такой листок бумаги и увидел там слова: «Пошли свет Твой и истину Твою», и с благоговением осознал, что профессор принес в аудиторию величие и надежду богослужения. Крупный учитель предлагает людям не свою потушенную свечу, а свет и истину Божий.

2) Лжеучитель заражен страстью к состязаниям и словопрениям. Да, есть и такое христианство, которое больше интересуется доказательствами, чем жизнью. Принимать участие в дискуссионном кружке или в группе по изучению Библии, проводить приятные часы в разговорах о вероучении, — это еще не значит быть христианином. Дж. Э. Уэйл в своей книге Христианское вероучение посвятил такому приятному умствованию несколько едких слов: «У нас, как сказал Валентин о Турио, «состоялся обмен словами, но не какими-либо сокровищами». Вместо того чтобы снять обувь с наших ног, потому что мы стояли на святой земле, мы делаем хорошие снимки Опаленной Купины с удобных точек зрения, мы болтаем о теориях Дня Очищения, положив ноги на каминную доску, вместо того, чтобы преклонить колена перед ранами Христа». А как это сказал Лютер: «Тот, кто просто изучает заповеди Божии, не очень растроган. Но тот, кто слышит повеление Божие, как может он не почувствовать ужас перед столь необъятным величием». Или как выразился Меланхтон: «Знать Христа — это не значит рассуждать о Его воплощении, а знать Его спасительную силу». Григорий Нисский нарисовал обличительную картину Константинополя своей эпохи: «Константинополь заполнен механикой и рабами, которые все — мудрые богословы, проповедующие в лавках, мастерских и на улицах. Если вы попросите кого-нибудь разменять вам серебряную монету, он сообщит вам, в чем заключается отличие между Сыном и Отцом; если вы попросите кусок хлеба, вам заодно скажут, что Сын стоит ниже Отца, а если вы поинтересуетесь, готова ли баня, вам ответят, что Сын сотворен из ничего». Утонченные словопрения и расхождения богословские утверждения еще не делают христианина. Такого рода вещи попросту могут представлять собой попытку уклониться от соблюдения требования христианского образа жизни.

3) Лжеучитель разрушает мир в общине. Он инстинктивно видит в каждом человеке соперника; он подозревает всех, кто думает иначе, чем он; если он не может доказать свою правоту доводами, он начинает осыпать бранью богословскую платформу, своего противника и даже его черты характера; в споре в его голосе всегда звучит злоба и резкость, а не любовь. Он так и не может научиться говорить истину с любовью. Источником его обиды и злобы является его самовозвышение, потому что в каждом отклонении от его точки зрения и в критике ее он видит личное оскорбление.

4) Лжеучитель делает религию источником наживы. Он во всем ищет выгоды. В своем учении и проповедовании он видит не призвание, а способ сделать карьеру. Но одно совершенно ясно — среди проповедников слова Божия в Церкви нет места карьеристам. Пасторские послания совершенно ясно указывают на то, что трудящийся достоин своей заработной платы, но движущим моментом его работы должно быть общественное служение, а не личная выгода. Он должен быть одержим не страстью получать, а страстью отдавать, отдавать себя на служении Христу и своим согражданам и собратьям.

ВЕНЕЦ ДОВОЛЬСТВА (1Тим 6:6−8)

В греческом тексте слово довольный переводится автаркейа. Это один из главных лозунгов философов-стоиков. Под этим словом они понимали полную самостоятельность, или настроение, состояние духа, совершенно независимое от внешнего мира и несущее в себе секрет счастья.

Довольство никогда не является результатом обладания материальными, внешними по отношению к человеку, предметами. Как писал Джордж Херберт:

«Потому что тот, кому нужно пять тысяч на жизнь
Так же беден, как тот, кому нужно лишь пять».

Довольство происходит от внутреннего отношения к жизни. В третьей части пьесы Генрих шестой Шекспир рисует короля, бродящего по стране неузнанным. Он встречает двух лесников-егерей и говорит им, что он король. Один из них спрашивает: «Но если ты король, где же твоя корона?» И король отвечает величественно:

«Моя корона — в сердце, не на голове;
Она не украшена брильянтами и драгоценными камнями
Ее нельзя узреть; имя ей — довольство;
Корона редко доставляет радость королям».

Уже в давние времена греческие философы подошли к делу правильно. Эпикур говорил о себе: «Кто не может довольствоваться малым, тому всегда будет недостаточно. Дайте мне ячменную лепешку и стакан воды и я поспорю с Зевсом, кто счастливее». И когда кто-то спросил его о секрете счастья, он ответил: «Не прибавляйте ничего к тому, что человек имеет, а отнимите у него желания».

У иудейских раввинов была поговорка: «Кто богат? Тот, кто доволен своей судьбой». Уолтер Локк приводит модель, по которой воспитывали себя иудейские равви и пример из их образа жизни: «Вот путь закона. Кусочек с солью будешь ты есть, воду ты тоже будешь пить по мерке, и спать будешь на земле и жизнь твоя будет полна волнений и бед, пока ты будешь тяжело работать над законом. Если ты будешь делать это — ты будешь счастлив и тебе будет хорошо, счастлив ты будешь в этом мире, и тебе будет хорошо в мире грядущем». Раввин должен был научиться довольствоваться необходимым. Е. Ф. Браун приводит отрывок из речи крупного проповедника Лакордера: «Опасность нашего времени заключается в том, что никто не знает, как жить малым. Великие мужи древности обычно были бедны ... Мне кажется, что сокращение бесполезных расходов и сохранения, так сказать необходимо — вот столбовая дорога, которая приведет к раскрепощению христианского сердца, как она вела к силе в древнем мире. Внешние перемены и удары судьбы не могут оказать большого влияния на ум, научившийся ценить моральные ценности жизни как по отношению к Богу, так и по отношению к человеку, который может иметь все, но сознательно довольствуется малым. Что касается меня, то мне ничего не надо. Меня больше других тронула идея великой души в маленьком домике».

Нет, христианство не ратует за бедность. Бедность, или постоянная необходимость сводить концы с концами — это не добродетель. Но христианство ратует за две вещи.

Христианство ратует за то, чтобы человек осознал, что материальные предметы неспособны сделать его счастливым. Е. К. Симпсон говорит: «Многие миллионеры, заглушившие свою душу золотой мишурой, умерли от меланхолии». Чувство счастья — это всегда следствие личных отношений. Ничто в мире не может сделать счастливым человека, который не знает ни дружбы, ни любви. Христианин знает, что секрет счастья лежит не в материальных вещах, а в людях.

Христианство ратует за то, чтобы человек сосредотачивал свое внимание на непреходящем. Мы сами ничего в мир не приносим и мы ничего не можем унести из него. Мудрые люди всех эпох и вероисповеданий хорошо понимали это. «Никто не может унести из этого мира больше, чем он принес в него», — сказал Сенека. Греческий поэт выразил это так: «Нагим я вступил в этот мир, нагим же я вновь уйду в землю». Испанцы выразили эту мысль в мрачной поговорке: «У савана нет карманов». Е. К. Симпсон замечает по этому поводу: «Все, что человек накапливает по дороге — это багаж, не часть его личности, а то, что он оставляет позади себя на смертном одре».

Лишь две вещи может человек взять с собой к Богу. Он может и должен взять себя, и поэтому он должен стать таким, чтобы ему не было стыдно явиться к Богу. Он может и должен взять с собой те свои отношения с Богом, в которые он вступил с Ним в дни своей жизни. Мы уже видели, что секрет счастья лежит в личных отношениях, и величайшее из всех личных отношений — это отношения с Богом. И самым важным из всего, что человек может взять с собой, является его абсолютная убежденность в том, что он идет к Тому, Кто является другом его души и Кто любит его душу.

Довольства достигают те, кто перестал быть рабом вещей, кто обрел богатство в любви и дружбе людей и осознал, что самым большим богатством являются отношения с Богом, доступ к которым нам открыл Иисус Христос.

ОПАСНОСТИ, СВЯЗАННЫЕ С ЛЮБОВЬЮ К ОБОГАЩЕНИЮ (1Тим 6:9−10)

Это один из отрывков Библии, которые чаще всего неверно цитировались. В Писании ничего не сказано о том, что деньги являются корнем всякого зла, в Писании говорится о том, что сребролюбие, страсть к накоплению денег есть корень всякого зла. Эту истину также хорошо осознавали крупные мыслители древности, как и христианские учители. «Любовь к деньгам, — говорил Демокрит, — средоточие всех зол». Сенека говорил о «желании того, что не принадлежит нам, от которого происходит всякое злое намерение». «Любовь к деньгам, — говорил Фосилид, — является матерью всех зол». И Платон говорил о «любви к деньгам, откуда начинаются все крупнейшие нарушения закона». А Атеней приводит такую поговорку: «Чревонаслажение — начало и корень всякого зла».

Деньги сами по себе ни плохи, ни хороши; но жажда денег может привести к злу. С деньгами может человек погрязнуть в эгоистическом удовлетворении своих желаний, с ними же он может ответить на зов о помощи нуждающегося соседа. С ними он может ступить на путь правонарушений греха, с ними же он может облегчить своему ближнему возможность жить по заветам Божиим. Деньги сами по себе не зло, но с ними связана большая ответственность. Они могут очень способствовать добру, но могут и сильно способствовать злу. Ну, а какие опасности навлекает на человека сребролюбие?

1) Сребролюбие обычно обращается в ненасытную страсть. Одна римская поговорка гласит, что богатство подобно морской воде; оно не только не утоляет жажды, а лишь усиливает ее. Чем более человек получает, тем больше он хочет.

2) Сребролюбие зиждется на иллюзии обеспеченности и безопасности; но богатством нельзя купить безопасность. За деньги нельзя купить здоровье, или истинную любовь, и деньги не могут избавить нас от печалей и от смерти. Безопасность, основанная на деньгах, обречена на неудачу.

3) Сребролюбие обычно делает человека эгоистическим. Человек, стремящийся к богатству не считается с тем, что другой должен потерять, чтобы он мог получить. Страсть к богатству ограничивает сферу мыслей человека его собственной персоной, а другие становятся лишь средством или помехой на пути обогащения. Правда, не обязательно все должно происходить именно так, но чаще всего именно так все и происходит.

4) Хотя сребролюбие и основано часто на стремлении к безопасности и обеспечении, но выливается оно в чувство беспокойства и тревоги. Чем большим человек владеет, тем большее он рискует потерять, и это чувство страха, что он потеряет все, начинает преследовать его. Существует старая причта о крестьянине, оказавшем большую услугу царю, который наградил его большой суммой денег, но настал день, когда крестьянин обратился к царю с просьбой взять назад свой дар, потому что в его жизнь вошло неизвестное ему раньше чувство беспокойства, что он может потерять то, что он имеет. Джон Буньян прав, когда пишет:

Тот, кто находится внизу, не боится упасть,
У человека низкого происхождения нет гордыни;
У смиренного будет всегда Бог проводником.
Я доволен тем, что у меня есть,
Будь то мало или много;
И, Боже, о довольстве я молю Тебя,
Потому что Ты таких спасешь.
Обилие — всегда бремя
Для того, кто отправляется в паломничество,
Здесь немного, зато там — блаженство
Это всегда было лучшим выбором.

5) Сребролюбие легко может привести человека на путь неправедного приобретения денег и, потому, в конечном счете, к страданиям и раскаянию. Это справедливо даже с чисто физической точки зрения. Страсть получить больше может настолько разгореться в человеке, что это попросту разрушит его здоровье. Он может слишком поздно осознать вред, причиненный им другим, и мучиться от раскаяния.

Стремиться к независимости и благоразумно откладывать на будущее — это долг христианина; но сделать сребролюбие движущим стимулом жизни — самый опасный грех.

ПРИЗЫВ К ТИМОФЕЮ (1Тим 6:11−16)

Послание заканчивается потрясающим призывом к Тимофею, призывом еще более значительным на фоне умышленной высокопарности слов, в которых он выражен.

С самого начала Павел хочет пробудить в Тимофее рвение, воодушевить его. И он называет Тимофея человеком Божиим. Это один из великих титулов Ветхого Завета. Он был дан Моисею. Во Втор 33:1 о Моисее сказано: «Моисей, человек Божий». Пс 89 называется «Молитва Моисея, человека Божия». Это — титул пророков и посланцев Божиих. К Илии пришел человек Божий (1Цар 2:27). Самуил характеризуется как человек Божий (1Цар 9:6). Самей, посланник Бога к Равоаму «человек Божий» (3Цар 12:22).

Здесь это почетный титул. В момент, когда на Тимофея возлагается большая ответственность, Павел не напоминает ему о его слабости и греховности, что могло бы привести его в пессимистическое отчаяние, а бросает ему вызов, давая ему заслуженный им титул человека Божия. Это истинно по-христиански — не подавлять человека, заклеймив его потерянным и безнадежным грешником, а воодушевить его, напомнив ему о том, чем он мог и должен быть. Христиане не должны унижать человека, бросая ему в лицо его прошлое, а показать ему во всем блеске и сиянии его потенциальные возможности. Уже то, что Павел назвал его «человеком Божиим», заставит Тимофея распрямить плечи и высоко поднять голову, как человека, получившего поручение своего Царя.

Добродетели и благородные качества, на которые Павел нацеливает Тимофея, не представляют собой беспорядочного нагромождения. Существует определенный порядок в том, как их приводит автор. И первой идет правда, дикайосуне. Дикайосуне определяли как «отдавать должное и людям и Богу». [У Баркли — праведность, справедливость].

Эта самая важная добродетель; добродетельный, справедливый человек отдает должное Богу и своим согражданам и собратьям.

Далее идут три добродетели, которые определяют отношение человека к Богу. Благочестие, евсебейа, — благоговение человека никогда не забывающего о том, что вся жизнь его проходит в присутствии Бога; вера, пистис означает в данном случае верность, преданность — добродетель человека, который через все перипетия и перемены жизни, до самых врат жизни, верен Богу; любовь, агапе, — добродетель человека, который, даже если старался, не мог забыть ни то, что Бог сделал для него, ни любовь Бога к людям.

Потом следует добродетель, относящаяся к образу жизни человека: хупомоне. В Библии оно переведено как терпение, но хупомоне никогда не имело ничего общего с сидением со сложенными руками и принятием вещей такими, какие они есть, позволяющему жизненному потоку захлестнуть себя: Хупомоне — торжествующее терпение. «Это непреклонное постоянство в вере и в благочестии, вопреки всем несчастьям и страданиям». Это добродетель, помогающая не столько принимать и переносить жизненные перипетии, сколько побеждать и преодолевать их.

И, наконец, добродетель, характеризующая отношение человека к людям. В греческом тексте употреблено здесь слово паупатейа. В Библии оно переведено как кротость, но оно, собственно, непереводимо. Оно характеризует человека, которого никогда не возмущают несправедливости, причиненные ему, но которого несправедливости, причиненные другим, могут привести в ярость. Оно характеризует человека, умеющего прощать, но умеющего также бороться за справедливость, человека одновременно скромного и довольного призванием Божиим. Эта добродетель позволяет человеку всегда правильно относиться к своим согражданам и собратьям и справедливо оценивать себя.

ВДОХНОВЛЯЮЩИЕ ВОСПОМИНАНИЯ (1Тим 6:11−16 (продолжение))

Павел не только вдохновляет Тимофея на выполнение задач в будущем, но и вдохновляет его воспоминаниями о прошлом:

1) Павел напоминает ему о его крещении и данных им обещаниях. В условиях становления раннехристианской Церкви крещение проводилось только во взрослом возрасте, потому что люди приходили к Христу прямо от язычества. Оно представляло собой исповедание веры и свидетельство перед всеми людьми, что принимающий крещение признает Иисуса Христа Спасителем, Господином и Господом. Самым первым христианским кредо веры было простое признание: «Иисус Христос — Господь» (Рим 10:9; Фес. 2:11). Но уже высказывалось предположение, что за этими обращенными к Тимофею словами лежит такое исповедание веры: «Я верю в Бога Всемогущего, Создателя неба и земли, и в Иисуса Христа, Который пострадал от Понтия Пилата и Который вернется, чтобы судить; я верю в воскресение из мертвых и в жизнь вечную». Вполне может быть, что именно такое кредо веры высказал Тимофей. Таким образом, Павел прежде всего напоминает Тимофею, что он дал обет. Христианин — это прежде всего и в первую очередь человек, давший торжественное обещание Христу.

2) Павел напоминает Тимофею, что исповедал он то же кредо веры, которое исповедывал Иисус. Когда Иисус стоял перед Пилатом, Пилат спросил Его: «Ты Царь Иудейский?» Он сказал ему в ответ: «Ты говоришь» (Лк 23:3). Иисус засвидетельствовал, что Он — Царь, и Тимофей всегда свидетельствовал, что Христос — Господь. Когда христианин исповедует свою веру, он делает то, что уже сделал его Господь, когда христианин страдает за свою веру, он повторяет путь своего Господа. Когда мы заняты важным делом, мы можем сказать: «Мы ступаем там, где ступали святые», но когда мы исповедуем нашу веру перед людьми, мы можем сказать даже больше: «Я в хороших отношениях с Иисусом», и это, несомненно, должно вдохнуть радость в наши сердца и наполнить духом нашу жизнь.

3) Тимофей должен помнить, что Христос придет вновь. Он должен помнить, что жизнь его должна быть достойной того, чтобы Христос посмотрел на нее. Христианин старается не для того, чтобы подражать людям; он прилагает усилия, чтобы выполнить требования, предъявляемые к нему Христом». Христианин всегда должен задавать себе один вопрос: «Достаточно ли хорошо я поступаю, чтобы удовлетворить требования Христа?», а не спрашивать себя: «Достаточно ли хорошо я поступаю, чтобы удовлетворить требования людей?»

4) Но превыше всего Тимофей должен помнить Бога. И что же он должен помнить? Он должен помнить Царя Царствующих и Господа господствующих; Того, Кто имеет дар бессмертия, чтобы дать его людям; Того, на святость и величье Которого никто не смеет взглянуть. Христианин всегда должен помнить Бога и говорить: «Если Бог за нас, то кто против нас?»

СОВЕТ БОГАТЫМ (1Тим 6:17−19)

Иногда мы думаем, что раннехристианская Церковь состояла исключительно из бедных людей и рабов. Из этого отрывка же мы видим, что уже в те первые времена в ней уже были и богатые. Павел не осуждает их за их богатство и не велит раздать его совсем, он советует, что следует с ним сделать и чего с ним делать не следует.

Богатые в этом мире не должны возгордиться своим богатством. Они не должны думать, что они лучше других людей, только потому, что у них больше денег, чем у других. Ничто в этом мире не дает человеку право смотреть на других сверху вниз, и уж меньше всего богатство. Богатые не должны возлагать на свое богатство какие-либо надежды. В жизненных перипетиях и переменах человек, богатый сегодня, может быть завтра бедным, и глупо уповать на то, что может быть утеряно так просто.

Павел советует им делать добрые дела своим богатством: они должны быть щедрыми — всегда готовыми поделиться с другими своим богатством, и общительными — всегда помнить о том, что христианин — член братства. И, говорит Павел, такое мудрое употребление богатства явится хорошим основанием для будущей вечной жизни. Как выразился кто-то: «То, что я имел — я потерял, то, что я отдал — я имею».

Есть знаменитая иудейская раввинская история. Человек по имени Монобаз унаследовал большое богатство, но он был добрым, хорошим и щедрым человеком и в голодный год раздал все свое богатство, чтобы помочь людям. К нему пришли его братья и сказали ему: «Твои родители собирали себе сокровища и прибавляли к унаследованному ими новое, а ты хочешь выбросить все на ветер?» Он же ответил им: «Мои родители собирали свои сокровища здесь, а я собрал себе сокровище там; мои родители собирали сокровище мамоне, я же собрал сокровище для души. Мои родители собирали сокровища века нынешнего, я же собрал сокровище мира грядущего».

Каждый раз, когда нам представляется возможность дать, и мы не воспользовались такой возможностью, уменьшается наше сокровище в мире грядущем, а каждый раз, когда мы даем, увеличивается собранное для нас сокровище в мире грядущем.

В основе христианской этики лежит не идея о том, что богатство есть грех, а идея о связанной с ним огромной ответственности. Если богатство человека служит лишь его гордыне и обогащает лишь его самого, оно становится его гибелью, потому что оно обедняет его душу. Но если он употребляет его для помощи другим и для утешения других, он становится беднее, но воистину он богаче. Во времени и в вечности «дающий всегда счастливее берущего».

ВЕРА, КОТОРУЮ НАДО ПЕРЕДАТЬ ДРУГИМ (1Тим 6:20−21)

Очень даже может быть, что здесь имя Тимофей употреблено в своем истинном и полном значении. Оно происходит от двух слов: тиман, чтить, почитать и теос — Бог и означает буквально тот, кто почитает Бога. Вполне возможно, что Павел начинает этот абзац напоминанием Тимофею об истинном значении его имени и призывает его быть верным ему.

Павел призывает Тимофея хранить доверенное, переданное ему. При этом Павел употребляет греческое слово паратеке, что в буквальном смысле значит вклад, залог. Этим словом называют деньги, отданные банкиру или другу. Когда эти деньги требовали возвратить, считалось священным долгом полностью возвратить их. Иногда детей называли паратеке, священным залогом. Если боги давали человеку дитя, человек должен был вернуть его богам обученным и подготовленным.

И христианская вера представляет для нас нечто подобное, нечто такое, что мы получили от наших предков и что мы должны передать нашим детям. Есть известное высказывание св. Винсента из Лере: «Что подразумевается под паратеке, залогом! То, что поручено тебе, а не то, что ты изобрел сам; то, что ты получил, а не то, что ты придумал (сделал); дело не острого ума, а познания; не частное мнение, а общественная традиция, общенародное предание; дело, которое было принесено тебе, а не создано тобою, дело, в котором ты должен быть не инициатором, а хранителем, ни лидером, а последователем. Храни залог, держи дар веры в целости и сохранности: храни вверенное тебе и передай это в том же виде. Тебе дано было золото, отдай тоже золото».

Человек должен помнить, что на нем лежит ответственность не только за себя, но также за его детей и за детей его детей. Если в наше время Церковь будет ослабевать, если христианская этика будет все больше и больше погрязать в мирском, если христианскую веру будут извращать и искажать, то потеряем от этого не только мы, но и грядущие поколения будут лишены чего-то бесконечно ценного. Мы не только обладатели веры, мы — ее хранители. То, что мы получили, мы должны передать дальше.

И, наконец, Пастырские послания осуждают тех, кто как гласит Библия, предались «прекословиям лжеименного знания». Во-первых, следует отметить, что греческое слово гносис здесь действительно употреблено в своем первоначальном значении и значит просто знание. Собственно, Павел осуждает ложное умствование и ошибочную переоценку человеческого знания.

Но что подразумевает автор под словом прекословия! В более поздние времена появился один еретик по имени Маркион, написавший книгу под названием «Антитеза», в которой он приводит цитаты из Ветхого Завета и параллельно — открыто противоречащие им цитаты из Нового Завета. Вполне возможно, что Павел хотел этим сказать: «Не теряйте понапрасну время, выискивая противоречия в Писании. Живите по Писанию, а не делайте его предметом споров». Но, возможно, в этом слове заключены еще два значения:

1) Слово антитеза может значить также дискуссия, полемика, и тогда фраза будет значить: «Не полемизируйте, не позволяйте увлечь себя в бессмысленные и ожесточенные дискуссии». Такой совет был бы очень кстати тогда греческой церковной общине в Ефесе. Греки чрезвычайно любили судиться и ходить по судам. Они даже носили бы в суд с жалобой на своего родного брата, просто из интереса и ради удовольствия. Эта фраза также могла значить: «Не устраивайте из Церкви ристалище для богословских споров и рассуждений, о христианстве нужно не спорить, им нужно руководствоваться в жизни».

2) Слово антитеза может также означать контраргумент, противопоставление. И, очень возможно, что это ближе всего к истине, потому что это подходило и для иудеев и для язычников. В более поздние времена схоластики любили спорить по вопросам вроде таких: «Сколько ангелов может поместиться на кончике иглы?» И иудейские раввины могли часами, днями и даже годами спорить по мелочным вопросам своего закона. И греки были такими же спорщиками, только у них это принимало более серьезный оборот. Была в Греции одна философская школа, и даже очень влиятельная, — Академия. Представители этой школы считали, что в сфере человеческого мышления можно логическими доводами обосновать любой вопрос взаимоисключающими посылками. И потому, заключили они, не существует абсолютной истины; по любому вопросу можно высказать две равносильные гипотезы. И, продолжали они, коль это так, мудрец никогда не может принять окончательного решения, а всегда принимать условное решение и довольствоваться этим. Это, конечно, приводило в бездействие и в состояние полной неуверенности. И потому Павел говорит Тимофею: «Не трать свое время в изысканных дискуссиях, не растрачивай свое время в диалектическом жонглировании, не пытайся быть шибко умным. Прислушивайся к ясному и недвусмысленному голосу Божьему, а не к утонченным диспутам умных».

Таким образом, письмо заканчивается предостережением, которое крайне уместно и по отношению к нашему поколению. Умничанье и рассуждения никогда не могут быть заменой христианского деяния. Христианин должен не сидеть в рабочем кабинете, взвешивая доводы за и против, а вести христианский образ жизни в мирской пыли и духоте. В конечном счете, важны не умничанье человека, а его поведение и характер.

И после этого идет последнее благословение — «Благодать с тобою». Письмо завершается указанием на чудо милосердия Божия.