1 Тимофею | 4 глава

Глава 4

1. Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, 2. через лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей, 3. запрещающих вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог сотворил, чтобы верные и познавшие истину вкушали с благодарением. 4. Ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, 5. потому что освящается словом Божиим и молитвою.

(1. Дух же ясно говорит, что в последующие времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, 2. через лицемерие лжесловесников, отмеченных прожженной совестью, 3. запрещающих вступать в брак, велящих воздерживаться от пищи, которую Бог сотворил для принятия ее с благодарением верующими и познавшими истину. 4. Ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто не должно отвергать, если оно принимается с благодарением, 5. потому что освящается словом Божиим и молитвою.)

1) Дух же. До этого апостол поучал Тимофея многому и разному. Теперь же он останавливается на одной животрепещущей проблеме. Надо было упредить опасность, угрозу, которую предсказал Святой Дух, а именно: придут лжеучителя, вводящие вместо веры вздорные учения. И они, приписывая святость только внешним поступкам, будут затуманивать духовное и единственно законное богопочитание. Действительно, рабам Божиим предстоит вечно сражаться с теми, о ком здесь говорит Павел. Поскольку по природе люди склонны к лицемерию, сатана легко внушает им мысль, что правильное почитание Бога заключается в обрядах и внешней дисциплине. Больше того, почти все твердо уверены в этом без какого-либо внешнего поучения. Затем хитрость сатаны еще больше укореняет их в подобном заблуждении, и поэтому во все века существовали мошенники, рекламировавшие выдуманные ими формы богопочитания, ниспровергавшие истинное благочестие. И эта болезнь затем порождает другую: люди связываются необходимостью в отношении безразличных вещей. Ибо мир легко позволяет запрещать себе то, что разрешил Бог, чтобы ему, с другой стороны, было позволено безнаказанно преступать законы Божии. Итак, Павел в лице Тимофея предупреждает не только эфесян, но и все поместные церкви об учителях-притворщиках, которые, устанавливая придуманные ими формы поклонения и улавливая совесть в силки новых законов, искажают истинное богопочитание и извращают чистоту вероучения. В этом и состоит главная цель апостола, на которую следует обратить внимание.

Далее, чтобы все еще прилежнее прислушались к тому, о чем он вскоре скажет, апостол в качестве вступления говорит о несомненном и совершенно ясном пророчестве Святого Духа. Хотя Павел заимствовал от Того же Духа и остальные свои слова, и его, как орудие Христово, следовало прилежно слушать во всем, на этот раз он особо подчеркивает, что провозглашает что-либо, только следуя пророческому Духу. И, торжественно заявив о духовном пророчестве, апостол, словно не довольствуясь даже этим, добавляет, что оно совершенно ясное и не содержит в себе никакой загадки.

В последние (в последующие). Воистину никто не мог бы ожидать, что люди отступят от веры при столь ярком евангельском свете. Но именно об этом и говорит Петр: лжеучителя, некогда сбивавшие с толку израильский народ, так же ополчатся и на Христианскую Церковь (2Пет 3:3). Итак, в этом отрывке Павел утверждает следующее: сейчас евангельское учение процветает, но сатана не будет бездействовать долго и постарается заглушить истинное семя сорняками. Увещевание это принесло великую пользу Церкви того времени: пастыри и прочие верующие, усердно внимая чистому учению, не позволили тогда себя обмануть. И сегодня оно не менее полезно нам, коль скоро мы видим, что все происходящее было ясно предсказано пророчеством Духа. Кроме того, обратим внимание, сколь сильно заботится Бог о Своей Церкви, своевременно упреждая любую грозящую ей опасность. У сатаны в запасе множество уловок, коими он мог бы нас обольстить. Он постоянно строит нам разнообразные козни. Однако Господь, со Своей стороны, ограждает нас от них, если только мы сами добровольно не хотим обмануться. Поэтому у нас нет причин жаловаться на то, что тьма сильнее света, что ложь побеждает истину. Скорее мы должны оплакивать собственную лень и беспечность, уводящие нас с правильного пути спасения.

Но потакающие себе в своих заблуждениях возражают нам и говорят, что едва ли можно понять, о ком именно рассуждает здесь Павел. Словно Дух Святой изрек и издревле обнародовал пророчество, ни о чем конкретно не говорящее. Ибо, если нет никакого способа отличить указанных людей от всех прочих, настоящее увещевание окажется напрасным и даже смешным. Но не будем думать, будто Дух Божий пугает нас напрасно. Будто, возвещая нам об опасности, Он не показывает нам способ от нее уберечься. И эту клевету достаточно опровергают слова самого Павла. Апостол как бы пальцем указывает нам на зло, которого следует избегать. Он говорит о лжепророках не в общем и целом, но ясно указывает на конкретную разновидность лжеучения, а именно: учение, которое (как уже было сказано), привязывая благочестие к внешним стихиям, извращает и оскверняет духовное богопочитание.

Отступят некоторые от веры. Не ясно, говорит ли здесь апостол об учителях или об их слушателях. Но я предпочитаю относить сказанное к последним, поскольку учителей он затем называет духами обольстителями. Здесь присутствует έμφατικωτερον. То есть, будут существовать не только те, кто сеет нечестивые догматы и портит чистоту веры, но и их ученики, которых они переманят в свою секту. И когда заблуждение начнет усиливаться, возникнет большая смута. Далее, отмеченный апостолом порок, а именно: отступление от веры, — не легкое, но весьма тяжкое преступление.

И все же учение, о котором говорит апостол, на первый взгляд, не кажется таким уж плохим. Что о нем можно сказать? Неужели вера полностью извращается только из-за запрещения брака и некоторых видов пищи? Но здесь надо принять во внимание другую, более важную сторону дела: то, что люди по собственной прихоти выдумывают новые формы богопочитания, то, что они берут власть над совестью других, то, что смеют запрещать использование разрешенных Господом благ. И там, где однажды богопочитание оказывается поврежденным, не остается ничего здравого или правильного, больше того, рушится сама вера. Поэтому, пусть паписты высмеивают нас, когда мы восстаем на их тиранические законы, касающиеся внешних правил. Мы знаем, что ведем спор по весьма серьезному и важному вопросу. Ибо вероучение разрушается, как только богопочитание искажается подобным образом. Наши разногласия касаются не употребления мяса или рыбы, не черного или пепельного цвета, не пятницы или среды, но безумных суеверий тех, кто хочет умилостивить Бога подобным вздором и, выдумывая собственный плотской культ, ставит на место Бога идола. Кто же будет отрицать, что это и есть подлинный отход от веры?

Духам. Здесь апостол имеет в виду пророков и учителей. Он называет их «духами» потому, что они, претендуя на обладание духом, использовали это в качестве повода для бахвальства. Действительно, всегда верно, что какими бы ни были люди, они говорят по внушению духа. Но не один и тот же дух руководит всеми. Ибо для обмана неверующих, заслуживающих впасть в заблуждение, сатана порой становится лживым духом в устах лжепророков. Всякий же воздающий Христу должную славу говорит, по свидетельству Павла, Духом Святым (1Кор 12:3).

Обсуждаемое нами наименование «дух» первоначально произошло от того, что рабы Божии всё, произносимое ими публично, называли исходящим от откровения Духа. И это, действительно, было так. Поэтому каждый из них стал называться именем Того, орудием Которого он являлся. Служители же сатаны, подражая этой практике подобно обезьянам стали делать потом то же самое, то есть присвоили себе имя «дух», но на этот раз совершенно лживо и незаконно. Именно об этом и говорит апостол Иоанн: испытывайте духов, от Бога ли они (1Ин 4:1). И Павел истолковывает сам себя, добавляя фразу «учениям бесовким», означающую то же, что и «лжепророкам и их сатанинскому учению». Снова отметь, сколь тяжко и нетерпимо заблуждение, когда совесть связывают человеческими выдумками, одновременно повреждая при этом поклонение Богу.

2) Через лицемерие лжесловесников. Если отнести сказанное к бесам, лжесловесники будут означать тех, кто обманывает других по дьявольскому внушению. Но здесь могут иметься в виду также и сами люди. И апостол переходит к конкретной разновидности обмана, говоря, что подобные люди лгут в своем лицемерии, имея прожженную совесть. Следует знать, что эти два порока соединены между собой настолько, что первый рождается из второго. Ведь злая совесть, прожженная собственными преступлениями, всегда прибегает к лицемерию как к готовому для себя укрытию. То есть, она изобретает разные прикрасы, с помощью которых надеется затуманить очи Самому Богу. Ибо что иное делают те, кто пытается умилостивить Его путем соблюдения внешних правил? Значит, смысл слова «лицемерие» надо ограничивать текущим контекстом. Во-первых, его следует относить к учению, а, во-вторых, оно означает ту разновидность учения, которое, подменяя духовное богопочитание телесными упражнениями, искажает его подлинную чистоту. Таким образом, апостол имеет здесь в виду все вымышленные способы умилостивления Бога и обретения перед Ним заслуг. Итог следующий: все те, кто проповедует показушную святость, действуют по наущению дьявола, поскольку Бог никогда не почитается правильно через внешние обряды. Истинные поклонники поклоняются Ему в Духе и истине. Кроме того, внешние прикрасы — это бесполезное врачевство, коим лицемеры пытаются ослабить свои страдания, или скорее пластырь, которым злая совесть прикрывает свои раны без какой-либо пользы и с наивысшим вредом для самой себя.

3) Запрещающих. Употребленные апостолом конкретные слова указывают на две отдельные разновидности лжеучений: запрещение брака и запрещение определенных видов пищи. Запрещения эти происходят от того лицемерия, которое, оставив истинную святость, приукрашивает себя не относящейся к делу показухой. Ибо те, кто не воздерживается от тщеславия, ненависти, алчности, жестокости и тому подобного, пытаются обрести праведность воздержанием от вещей, в отношении которых Бог разрешает полную свободу. Почему еще совесть обременяет себя этими законами, если не потому, что ищет совершенства вне божественного установления? И это исходит только от лицемеров, которые, чтобы безнаказанно отступать от требуемой законом праведности сердца, пытаются такими правилами, словно завесой, скрыть свою внутреннюю порочность. И Павел вполне ясно возвещает об этой опасности. Так что устеречься от нее было бы весьма легко, если бы люди обратили свой слух к красноречиво увещевающему их Святому Духу.

Но мы видим, что в большинстве случаев возобладало сатанинское умопомрачение, а яркий свет замечательного и достопамятного небесного откровения не принес никакой пользы. Ибо вскоре после смерти апостола появились энкратиты (заимствовавшие свое название от слова «воздержание»), татианисты, катары, Монтан со своей сектой, и, наконец, манихеи, ужасавшиеся поеданию мяса и супружеству, и осуждавшие их как какие-то скверные дела. Да, Церковь отвергла их из-за их превозношения, как желавших подчинить своим прихотям всех, но сами те, кто им воспротивился, как видно, были весьма склонны к такого же рода заблуждению. Те, о ком я говорю, не хотели связывать христиан законом, но, между тем, больше, чем следует, уважали суеверные правила в том случае, если кто-то избегал брака или не вкушал мяса. Таков образ мыслей мира сего, всегда мечтающего почитать Бога по-плотски, словно Сам Он — нечто плотское. И по мере того, как дела расстраивались все больше и больше, повсюду воцарилась тирания, запрещающая священникам или монахам вступать в брак и всем без исключения вкушать мясо в определенные дни. Поэтому мы вполне обоснованно выставляем сегодня против папистов это пророчество, коль скоро на целибате или воздержании от пищи они настаивают жестче, чем на любой заповеди Божией. Они надеются вывернуться, прибегнув к остроумной уловке: якобы слова Павла относятся не к ним, а к татианистам, манихеям и им подобным. Как будто то же самое не могли сказать те же татианисты, переложив сказанное Павлом на катафригов и их основателя Монтана! Как будто катафриги, в свою очередь, не могли бы с легкостью выставить вместо себя энкратитов! Но Павел говорит здесь не об отдельных людях, а о существе дела. Поэтому, даже если возникнет сотня различных сект, страдающих тем же самым лицемерием и запрещающих вкушать определенную пищу, все они навлекут на себя одну и ту же вину. Ибо все зависит от того, одинаковы или нет совершаемые ими проступки.

Паписты возражают нам, что они не похожи на энкратитов или манихеев, поскольку не полностью запрещают употребление мяса и вступление в брак. Они принуждают воздерживаться от мяса лишь в определенные дни, а обет целибата принуждают принять только священников и монахов. Однако и это их оправдание звучит весьма глупо. Ведь паписты во всяком случае приписывают этим упражнениям святость. Кроме того, они устанавливают с их помощью ложное и поддельное богопочитание. Наконец, они связывают совесть заповедями, от которых последняя должна быть свободна.

У Евсевия в его пятой книге приводится какой-то фрагмент из писаний Аполлония, где среди прочего автор обвиняет Монтана в том, что он был первым отменившим брак и введшим законы о посте. Аполлоний не говорит, что Монтан полностью запретил брак или употребление отдельных видов пищи. Достаточно и того, что кто-то связывает совесть новой формой религии и заповедует почитать Бога соблюдением новых правил. Ведь запрещение безразличных вещей, будь оно общим или частным, всегда представляет собой дьявольскую тиранию. И истинность этого в отношении пищи станет еще яснее из сразу же следующей фразы апостола.

Что Бог сотворил. Надо отметить причину, по которой в употреблении пищи мы должны довольствоваться данной нам от Бога свободой. Она состоит в том, что Бог создал пищу именно для цели ее вкушения. И знать, что все виды пищи, коими они питаются, дала им божественная длань, чтобы употребление их было чистым и законным, — великая радость для всех благочестивых. Сколь же велика тогда гордыня людей, отнимающих у других то, что дарует им Бог! Разве это они сотворили пищу? Разве они могут сделать незаконным творение Божие? Итак, будем всегда помнить: Творец разрешил нам свободное употребление того, что люди напрасно пытаются запретить. Бог же создал пищу для принятия, то есть для того, чтобы мы ее употребляли. И человеческий авторитет не может извратить подобный порядок.

Затем апостол добавляет «с благодарением», потому что все, что мы можем воздать Богу за Его щедрость, — это наша благодарность. Тем большей неприязни заслуживают нечестивые законодатели, новыми и поспешными эдиктами отменяющие жертву благодарения, которую Бог велел приносить Себе в первую очередь. Далее, благодарение не может совершаться без трезвости и умеренности. Ведь благодетельность Божию истинно признает лишь тот, кто не злоупотребляет ею в дурных целях.

Верные и познавшие истину (верующими и познавшими истину). И что же? Разве Бог не заставляет Свое солнце ежедневно восходить над добрыми и злыми? Разве не по Его повелению земля произращает хлеб для нечестивых? Разве не по Его благословению кормятся даже худшие люди? Ибо благодеяние, воспеваемое Давидом в Пс 104:14 [В Синодальном переводе Пс 103:14 — прим. пер.], воистину всеобще. Отвечаю: Павел говорит здесь о позволительном употреблении, божественное установление которого для нас очевидно. А в этом употреблении никак не участвуют нечестивые из-за их оскверняющей все нечистой совести, как сказано в Послании к Титу 1:15.

Действительно, Бог предназначил мир и все, находящееся в мире, собственно говоря, одним лишь Своим чадам. По этой причине они и называются наследниками мира. Ибо Адам вначале был поставлен господином над всем, чтобы вместе с тем оставаться послушным Богу. Поэтому восстание против Бога лишило данного изначально права и его самого, и его потомков. Но, поскольку все покорено Христу, по Его благодеянию мы восстанавливаемся в прежнем статусе и достигаем этого через веру. Поэтому неверующие обладают всеми вещами как чужими для них и им не принадлежащими.

В последней части предложения апостол определяет, каких именно людей он называет верующими, а именно тех, кто познал здравое учение. Ибо вера рождается только от Слова Божия, и ее не следует считать каким-то расплывчатым мнением, как думают о ней паписты.

4) Ибо всякое творение Божие хорошо. О пище надо судить, отчасти исходя из ее сущности, а отчасти — из личности того, кто ее принимает. И апостол использует оба этих довода. Касательно самой пищи он говорит, что она чиста, поскольку создана Богом. Употребление же ее освящается для нас через веру и молитву. Упомянутая благость творения также связана и с людьми, причем не с их телами или здоровьем, а с их совестью. Здесь никто не имеет права утонченно философствовать и отходить от контекста. Ибо Павел кратко излагает следующую мысль: все, даруемое божественной дланью и предназначенное для нашего употребления, является для нас чистым и нескверным в глазах Божиих. Так что всем подобным нам позволено питаться в том смысле, что совесть это разрешает. Если же кто возразит и скажет, что многие животные некогда были объявлены законом нечистыми, а плод, произраставший на дереве познания добра и зла, принес человеку погибель, ответ будет таким: творения зовутся чистыми не только потому, что их сотворил Бог, но и потому, что они даны нам по Его щедрости. Всегда надо обращать внимание на установление Божие: что именно Он велит, а что запрещает.

5) Потому что освящается. Подтверждение предыдущей фразы о том, что пищу надо принимать с благодарением. Здесь присутствует довод от противного: ведь святое и скверное друг другу противоположны. А теперь посмотрим, в чем состоит освящение всех благ, относящихся к настоящей жизни. Павел говорит, что оно заключается в Слове Божием и молитве. Но следует отметить: чтобы это Слово принесло пользу, его надо принимать с верою. Ибо, хотя Бог освящает все одним лишь Духом Своих уст, мы получаем это благодеяние только через веру. Сюда же относится и молитва: поскольку и хлеб наш насущный мы просим у Бога по заповеди Христовой и благодеяния Его должны сопровождать должным благодарением. Далее, учение Павла исходит из того принципа, что законным образом обладать благом можно лишь тогда, когда оно по свидетельству нашей совести по праву нам принадлежит. Ибо кто посмеет присвоить себе даже пшеничное зерно, если не узнает из Слова Божия, что наследует весь мир? Общее убеждение свидетельствует нам о том, что богатства мира предназначены для нашего употребления, но коль скоро владычество над миром отнято у нас из-за Адама, все получаемые нами дары Божии оскверняются нашей нечистотой и становятся, в свою очередь, скверными для нас, доколе Бог по милости Своей не придет нам на помощь и, прививая нас к телу Своего Сына, заново не сделает господами над миром, чтобы мы законно пользовались всем дарованным от Него как нашим собственным богатством.

Поэтому Павел вполне обоснованно связывает справедливое владение земными вещами со Словом. Ведь только через него мы снова обретаем то, что потеряли через Адама. Чтобы стать наследниками Божиими, надо признать Бога Отцом, а чтобы все Христово стало нашим, признать Христа нашим главою. Отсюда вывод: если нет истинного познания и призывания имени Божия, дары Его незаконно узурпируются. И воистину, если люди садятся за стол без молитвы, а, насытившись, берутся за другие дела, вовсе не вспоминая о Боге, — они ведут себя подобно животным. Так вот, если подобное освящение требуется даже при обычном приеме пищи, подверженной тлению вместе с принявшим ее чревом, то что же надо думать о духовных таинствах?

Но надо отметить различие между благословением пищи мистической [вечери Господней — прим. пер.] и пищи повседневной. Ведь пищу, которой мы питаемся для подкрепления тела, мы благословляем для того, чтобы принятие ее было законным и чистым. А хлеб и вино во время таинственной вечери мы освящаем с иной целью — чтобы они стали для нас залогом Христова тела и Христовой крови.

6. Внушая сие братиям, будешь добрый служитель Иисуса Христа, питаемый словами веры и добрым учением, которому ты последовал. 7. Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии, 8. ибо телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей. 9. Слово сие верно и всякого принятия достойно. 10. Ибо мы для того и трудимся и поношения терпим, что уповаем на Бога живаго, Который есть Спаситель всех человеков, а наипаче верных.

(6. Внушая сие братиям, будешь добрый служитель Иисуса Христа, питаемый словами веры и добрым учением, которому ты последовал. 7. Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии, 8. ибо телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно, имея обетования жизни настоящей и будущей. 9. Слово сие верно и всякого одобрения достойно. 10. Ибо мы для того и трудимся и поношения терпим, что имеем твердую надежду на Бога живаго, Который есть Хранитель всех человеков, а наипаче верных.)

6) Внушая сие. Подобными словами апостол увещевает Тимофея постоянно вспоминать об уже сказанном. И то же самое, немного ниже, он повторит в третий раз. Поучения апостола таковы, что весьма полезно часто о них вспоминать. И следует отметить подразумеваемый здесь антитезис. Восхваляемое им учение апостол противопоставляет не другим учениям и нечестивым догматам, а никчемному, ни в чем не назидающему остроумию, и, веля Тимофею внимать иному, хочет предать это остроумие полному забвению.

Добрый служитель. Люди скорее пожелают всего что угодно, нежели того, чтобы угождать Христу. Поэтому многие ищут похвалы за свой талант, красноречие или знание чего-то таинственного. По той же самой причине они отбрасывают в сторону то, что, являясь необходимым, все же не может вызвать восхищения у толпы. Но Павел велит Тимофею довольствоваться лишь тем, чтобы быть верным служителем Христовым. Действительно, этот титул должен быть для нас много почетнее тысячи таких прозвищ, как серафический или тонкий учитель. Итак, будем помнить: поскольку числиться добрым рабом Христовым — наивысшая честь для благочестивого пастыря, только эту выгоду он и должен преследовать в своем служении. Ибо всякий стремящийся к чему-то иному если и вызовет одобрение, то только людское, а не Божие. Поэтому, чтобы не лишать себя подобного блага, научимся желать только этой чести и считать ее настолько драгоценной, чтобы все остальное почитать за мусор.

Питаемый. Поскольку причастие здесь стоит в медиальном залоге, его можно перевести и в активном смысле, то есть «питающий». Но, коль скоро здесь отсутствует прямое дополнение, подобный перевод кажется мне натянутым. Поэтому я предпочитаю понимать сказанное в смысле пассивном, чтобы оно соответствовало предыдущему воспитательному увещеванию Тимофея. Апостол как бы говорит: коль скоро ты с младенческих лет правильно наставлялся в вере и, как бы с молоком матери, впитал в себя здравое учение, до сих пор постоянно в нем преуспевая, постарайся и впредь показывать себя таким через добросовестное служение. И с этим смыслом хорошо согласуется структура употребленного глагола.

Вера означает здесь суть христианского вероучения, а фраза об учении добром добавлена с целью истолкования. Павел хочет сказать, что во всех прочих учениях нет никакого толка, какое бы одобрение они ни вызывали у людей. Фраза «которому ты последовал» подчеркивает стойкость Тимофея. Ибо многие из тех, кто узнал Христа еще в детстве, затем с течением времени от Него отступают. И Павел утверждает, что Тимофей вовсе не похож на таких людей.

7) Упражняй себя. Ранее сказав, каким должно быть учение Тимофея, апостол переходит к тому, какой пример он должен показывать другим. По словам Павла, в деле благочестия следует напряженно трудиться. Ибо, говоря «упражняй себя», апостол хочет сказать, что усердие и прилежание здесь весьма обоснованны. Он как бы говорит: у тебя нет оснований утруждаться чем-то другим, ты сделаешь самое полезное дело, если все свои помыслы и способности направишь к благочестию.

Впрочем, под словом «благочестие» апостол подразумевает духовное почитание Бога, заключающееся в чистой совести. И это еще лучше видно из следующего предложения, в котором благочестию противопоставляется телесное упражнение. Апостол имеет здесь в виду не охоту, не состязание в беге, копании или борьбе, не физический труд, — под этим словом он понимает все совершаемые ради религии внешние поступки. Таковы бдения, длительные посты, возлежания на земле во время сна и тому подобное. Хотя Павел не имеет здесь в виду суеверное соблюдение этих правил. В противном случае он бы полностью их осудил, как делает это в Послании к Колоссянам (2:21). Сейчас же он только принижает их значение, увещевая, что польза от них не столь уж велика. Значит, как бы добросовестно и с какой бы правильной целью ни практиковали подобные вещи, апостол не находит ничего великого в этих внешних упражнениях. Это — весьма необходимое увещевание. Ибо мир всегда склонен к тому, чтобы почитать Бога соблюдением внешних правил. А это — гибельное заблуждение.

И, не говоря уже о ложном мнении по поводу заслуг, отмечу следующее: природа всегда толкает нас к тому, чтобы больше, чем следует, ценить аскетический образ жизни, словно он — особая составная часть христианской святости. И нельзя найти большее подтверждение сказанному, чем следующее обстоятельство: спустя немного времени, как Павел написал эти слова, весь мир стал восхищаться никчемными телесными упражнениями. Из этого восхищения возникли монашество и почти все дисциплинарные правила древней Церкви, по крайней мере, те, которые особенно уважались в народе. Если бы, ведя свой строгий образ жизни, древние монахи не мечтали о незнамо каком божественном или ангельском совершенстве, они не стремились бы к нему с таким усердием. Если бы пастыри не ценили больше положенного распространенные тогда обряды измождения плоти, они бы не требовали их придерживаться столь жестко и категорично. Но что же, со своей стороны, говорит нам Павел? Если кто-то долго изнуряет себя этими упражнениями, он получит лишь незначительную, ничтожную пользу. Ибо все подобное — только детские начатки христианского воспитания.

8) А благочестие на все полезно. То есть, имеющий благочестие ни в чем не будет испытывать недостатка, даже если и лишен подобных вспоможений. Ибо в стремлении к подлинному совершенству благочестие довольствуется только само собой. Оно — начало, середина и конец христианской жизни. Поэтому там, где оно соблюдается, нет ничего ущербного. Христос не придерживался столь аскетического образа жизни, как Иоанн Креститель. Разве поэтому Он хуже его? Итог в следующем: стремиться надо к одному лишь благочестию, поскольку, когда мы его однажды обретем, Бог не будет желать от нас ничего больше. Телесными же упражнениями надо заниматься лишь дотоле, доколе они не мешают и не тормозят наше усердие к благочестию.

Имея обетование (обетования). Высочайшее утешение заключается в том, что Бог никогда не покинет благочестивых. Ранее апостол приписал совершенство благочестию.

Теперь же он делает это благочестие полнотою истинного счастья. Поскольку же счастье наше начинается уже в этой жизни, обетования божественной благодати распространяются и на нее, обетования, которые одни делают нас блаженными, и без которых мы в наивысшей степени несчастны. Ибо Бог свидетельствует, что будет нашим Отцом уже здесь, на земле.

Однако будем помнить, что надо различать между благами жизни настоящей и жизни будущей. В этом мире Бог благотворит нам, но дает вкусить лишь малую часть Своей благости. Подобным вкушением Он побуждает нас желать благ небесных, чтобы только они были предметом нашего упования. Поэтому блага настоящей жизни не только перемешаны со многими скорбями, но и как бы ими заслонены. Нам не полезно жить здесь в полном изобилии, коль скоро оно побуждает нас к распутству.

Далее, чтобы никто не выводил из сказанного заслуги добрых дел, будем твердо придерживаться того, о чем я уже говорил: благочестие заключает в себе не только добрую совесть по отношению к людям и страх Божий, но также веру и молитву.

9) Слово сие верно. Теперь в конце своей речи апостол возвращается к тому, о чем дважды говорил в ее начале. Кажется, что он делает это намеренно, поскольку вскоре приведет мнение противоположное. Впрочем, Павел обоснованно пользуется столь утвердительной формой речи. Великий парадокс, ставящий в тупик плотской разум, заключается в следующем: с одной стороны, Бог дает Своим людям в этом мире то, что относится к блаженной и счастливой жизни, а с другой — они часто лишены всяческих благ и поэтому считаются отверженными Богом. Поэтому, не довольствуясь простым учением, апостол вручает верующим щит, отражающий все противоположные искушения. Он увещевает верных открыть благодати Божией дверь, которую закрывает перед ней наше неверие. Ведь, если бы мы принимали Божии благодеяния должным образом, Бог проявлял бы к нам гораздо большую щедрость.

10) Ибо мы для того и трудимся. Упреждение, с помощью которого апостол отвечает на возможный вопрос: разве верующие, тяготясь всяческими скорбями, не несчастнее, тем самым, всех остальных? И чтобы показать, что их положение не следует оценивать, исходя из внешних признаков, апостол отделяет верующих от прочих людей сначала в отношении причины их настоящего состояния, а затем и его исхода. Отсюда следует: когда верующих мучают разные невзгоды, они, тем не менее, не лишены ни одного из упомянутых апостолом обетований. Подведем итог: в своих скорбях верующие вовсе не несчастны, поскольку их поддерживает добрая совесть, и ожидает счастливый благополучный исход.

Поскольку же счастье настоящей жизни заключается, прежде всего, в двух вещах: почете и удобствах, — апостол противопоставляет им труды и поношения. Первое слово означает любые невзгоды и тяготы, например, нищету, холод, наготу, голод, изгнание, лишение имущества, узы, побои и другие виды гонений. Утешение же — «имея упование на Бога живаго» — относится к причине. Ведь мы не так сильно несчастны, когда страдаем ради праведности, скорее подобное страдание дает нам справедливый повод для радости. Добавь к этому, что наши скорби соединены с надеждой на Бога живого, больше того, эта надежда играет здесь как бы роль фундамента. Но она никогда нас не постыжает, и из этого следует, что для благочестивых все должно считаться приобретением.

Который есть Спаситель (Хранитель). Второе утешение, которое, однако, зависит от первого. Ибо избавление, о котором говорит апостол, представляет собой как бы плод надежды. И чтобы это стало еще яснее, надо понять, что довод исходит здесь от меньшего к большему. Ведь имя σωτηρος употребляется здесь обобщенно, означая Того, Кто заботится и хранит. Апостол хочет сказать, что благодетельность Божия простирается на всех людей. Но если все смертные чувствуют благость Божию по отношению к ним и являются ее причастниками, сколь сильнее будут испытывать ее благочестивые, уповающие на Бога! Разве Бог не заботится о них особо? Разве Он не проявляет к ним значительно большую щедрость? Разве Он не будет хранить их до конца в любом и всяческом отношении?

11. Проповедуй сие и учи. 12. Никто да не пренебрегает юностью твоею; но будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте. 13. Доколе не приду, занимайся чтением, наставлением, учением. 14. Не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук священства. 15. О сем заботься, в сем пребывай, чтобы успех твой для всех был очевиден. 16. Вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно: ибо, так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя.

(11. Заповедуй сие и учи. 12. Никто да не пренебрегает юностью твоею; но будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте. 13. Доколе не приду, занимайся чтением, наставлением, учением. 14. Не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук пресвитерства. 15. О сем заботься, в сем пребывай, чтобы успех твой во всем был очевиден. 16. Вникай в себя и в учение; пребывай в них: ибо, если будешь так поступать, и себя сохранишь и слушающих тебя.)

11) Проповедуй (заповедуй) сие. Апостол хочет сказать следующее: учение это такого рода, что никто не должен от него уставать, даже если слушает его ежедневно. Учить надо и многому другому, но фраза апостола несет в себе демонстративную эмфазу, указывая на то, что речь идет не о чем-то маловажном, что достаточно затронуть однажды и мимоходом, а о том, что достойно ежедневного повторения, поскольку, как бы сильно его ни внушали, все равно будет мало. Итак, благоразумному пастырю подобает размышлять над самым необходимым и усердно в нем упражняться. И не стоит бояться, что подобное занятие надоест. Ведь тот, кто от Бога, охотно выслушает много раз то, что полезно много раз повторить.

12) Никто да не пренебрегает. Апостол говорит это, заботясь не только о Тимофее, но и о других. Что касается других, он не хочет, чтобы возраст Тимофея служил помехой тому уважению, которое он заслуживает, если ведет себя, как подобает рабу Христову. Одновременно Павел увещевает Тимофея возместить добропорядочностью нравов то, что недостает его возрасту. Апостол как бы говорит: постарайся добрыми нравами снискать к себе большое уважение, чтобы твой юный возраст, обычно вызывающий презрение, ни в чем не умалял твоего авторитета. Отсюда мы узнаем, что Тимофей был еще юн, и однако же весьма выделялся из многих пастырей, и что плохо поступают те, кто измеряет полагающуюся человеку честь числом прожитых им лет.

Далее, апостол тут же говорит о том, в чем состоит благообразное поведение. Не во внешних прикрасах, например, посохе, шерстяной повязке, кольце, паллии и подобного рода глупых и мальчишеских забавах, но в здравости учения и в святости жизни. Говоря же о слове и житии, апостол имеет в виду речь, поступки и всю человеческую жизнь.

Следующие слова относятся к разным сторонам благочестивого жития. Таковы любовь, вера, чистота. Под духом я понимаю здесь пламенное рвение в делах Божиих. Но не стану возражать и в том случае, если кто-то захочет понять сказанное в более широком смысле. Чистота не только противопоставляется здесь похоти, но и означает чистоплотность всей жизни. Отсюда мы узнаем, сколь глупы и смешны люди, жалующиеся на то, что им не воздается никакой чести, в то время как сами они не имеют ничего достойного похвалы и скорее вызывают презрение к себе собственным невежеством, нечистым образом жизни, легковесностью и тому подобным. Ибо единственный путь снискать уважение к себе — защищаться от презрения с помощью выдающихся добродетелей.

13) Доколе не приду. Апостол уже знал о прилежании Тимофея, и все же рекомендует ему постоянное чтение Писания. Ибо чему будут учить пастыри других, если не будут усердствовать в обучении самих себя? Если же даже такого мужа увещевают ежедневно преуспевать в самообучении, то сколь уместнее подобное увещевание для нас? Итак, горе лености тех, кто не перечитывает день и ночь изречения Духа, чтобы научиться с их помощью правильно исполнять свое служение. И временной контекст делает сказанное еще весомее. Ибо Павел, надеясь вскорости придти, все же не хотел, чтобы Тимофей пребывал в праздности даже малое время. Но тогда, сколь же большее прилежание подобает проявлять нам в течение всей жизни!

Впрочем, чтобы не думали, будто достаточно только праздного чтения, апостол, заповедуя заниматься наставлением и учением, одновременно показывает, что прочитанное надо применять на деле. Он как бы заповедует Тимофею учиться тому, что сам он собирается возвестить другим. Здесь также следует отметить порядок слов: учению и наставлению апостол предпосылает чтение. Действительно, Писание есть источник всяческой мудрости, откуда пастыри должны черпать все, проповедуемое их стаду.

14) О пребывающем в тебе даровании. Павел увещевает Тимофея употреблять полученную им благодать для назидания Церкви. Ибо Господь не хочет, чтобы таланты, которые Он дал каждому для принесения прибыли, погибали или без пользы зарывались в землю.

Нерадеть о даре означает пренебрежительно заглушать его своей бездеятельностью. Значит, каждый из нас должен размышлять о мере своих способностей, чтобы усердно применять их на деле. Апостол говорит, что благодать дана Тимофею по пророчеству. И каким же образом? Таким, что Святой Дух (как было сказано ранее) через Собственное откровение предназначил Тимофея к принятию в чин пастырей. Ибо он был поставлен не только по обычному человеческому избранию. Этому избранию предшествовало прямое поставление от Духа.

Апостол говорит, что благодать дана Тимофею с возложением рук. Этим он хочет сказать, что вместе со служением Тимофей был также наделен необходимыми дарованиями. У апостолов имелся торжественный и общепринятый среди них обычай поставлять служителей через возложение рук. Об этом обряде, его происхождении и значении я кое-что сказал выше. Все остальное можно прочесть в моих «Наставлениях».

На мой взгляд, правильно думают те, кто понимает слово пресвитерство в собирательном смысле, как означающее собрание пресвитеров. Хотя, взвесив все обстоятельства, должен признать, что здесь вполне подходит и другой смысл, то есть пресвитерство является названием служения.

Говоря об обряде, апостол имеет в виду сам акт поставления. Поэтому смысл таков: Тимофей, будучи зачислен на служение по пророческому слову и затем поставлен на него путем торжественного обряда, одновременно был наделен благодатью Святого Духа для должного исполнения своих обязанностей. Отсюда мы выводим: речь здесь идет не о каком-то пустом обряде, поскольку посвящение, изображаемое людьми путем возложения рук, Бог совершает действием Собственного Духа.

15) О сем заботься. Чем больше трудностей возникает в управлении Церковью, тем более настойчивым должен быть пастырь и тем большие должен прилагать усилия. Причем, не только какое-то короткое время, но постоянно и всегда. Поэтому Павел увещевает и говорит, что больше не остается времени для нерешительности и промедления, но требуются наивысшее усердие и постоянство. Добавляя же «чтобы успех твой во всем был очевиден», апостол хочет сказать следующее: Тимофею следует трудиться над тем, чтобы его служением Церковь назидалась все больше и больше, и его работа приносила достойные плоды. А это — дело не одного лишь дня, поэтому и надо усердствовать в ежедневном преуспевании. Другие относят слова о преуспевании к личности самого Тимофея. Но я предпочитаю относить их к результату его служения.

Слова «во всем» можно понимать как в мужском, так и в среднем роде. Таким образом, смысл будет двояким: или: чтобы все думали о том, какую пользу приносит их труд, или же: чтобы люди преуспевали во всех сторонах жизни и всеми возможными способами. И этот последний смысл подходит контексту больше.

16) Вникай в себя. Доброму пастырю надо заботиться о двух вещах. О том, чтобы постоянно заниматься учением, и о том, чтобы сохранять себя в чистоте. Ибо недостаточно добропорядочно проводить жизнь и остерегаться подавать плохой пример, если к святой жизни не добавляется постоянное усердие в учении. Также не многого будет стоить учение, если ему не соответствуют добропорядочность и святость жизни. Итак, Павел обоснованно поощряет Тимофея как вникать в себя лично, так и заниматься учением на пользу всей Церкви. Апостол снова заповедует Тимофею постоянство, чтобы он никогда не уставал. Ибо в жизни происходит много такого, что способно сбить с правильного пути тех, кто нетвердо стоит на ногах и не готов этому противиться.

Так поступая (если будешь так поступать). Немалый стимул, побуждающий пастырей к попечению о Церкви, возникает тогда, когда они слышат, что их собственное спасение и спасение их людей состоит в трудолюбивом и стойком осуществлении вверенного им служения. Поскольку же правильно назидающее учение внешне обычно не выглядит столь уж ярким, Павел учит тому, на что именно полезно обращать внимание. Он как бы говорит: пусть жаждущих славы людей пасет их собственное тщеславие, пусть они будут в восторге от собственной утонченности. Тебе же достаточно заботиться о своем спасении и спасении твоего народа. И это увещевание относится ко всей Церкви, чтобы простота, животворящая души и лелеющая их благополучие, не вызывала у нас отвращения.

Не должно казаться глупым и то, что апостол приписывает Тимофею роль в спасении Церкви. Ведь приобретаемое для Бога становится спасенным. Но через проповедь Евангелия нас привлекают ко Христу. И подобно тому, как неверность пастыря или небрежение Церковью ведет к погибели, так вера и прилежание заслуженно считаются причиной спасения. Конечно, спасает один лишь Бог, славу Которого даже в самой малой степени не подобает приписывать людям. Но слава Божия ни в чем не умаляется, если Бог в деле спасения пользуется человеческим трудом. Итак, наше спасение — благодеяние одного лишь Бога, поскольку происходит только от Него и совершается только Его силой. Поэтому приписывать спасение следует только Ему. Однако все это не исключает человеческое служение и не мешает тому, чтобы было спасительным правление, от которого, как учит Павел в Еф 4:11, зависит целостность Церкви. Больше того, даже это правление есть целиком божественное дело. Ибо Сам Бог и поставляет добрых пастырей, и руководит ими Своим Духом, и благословляет их труд, чтобы он не оказался напрасным. И если добрый пастырь приносит спасение своим слушателям, то злые и ленивые пастыри должны знать, что именно им будет вменяться погибель находящихся в их подчинении людей. Ибо, как в спасении стада заключается венец доброго пастыря, так и за каждого погибшего будет спрошено с пастырей ленивых. И говорится, что пастырь хранит кого-то, если он, добросовестно исполняя вверенное ему служение, отвечает своему призванию. Причем, не только потому, что избегает тем самым страшного мщения Божия (которым Господь грозит через пророка Иезекииля, 33:8), но и потому, что верующим привычно, продолжая идти спасительным путем, тем самым совершать свое спасение. Об этом выражении мы уже говорили в толковании на вторую главу Послания к Филиппийцам, ст.12.