2-я Царств | 13 глава

Праведный Бог недавно сказал Давиду через пророка Нафана, что для наказания его за грех в отношении Урии Он воздвигнет на него зло из дома его (2Цар 12:11). И уже в следующей главе мы читаем о том, как это зло начиналось: с этого момента к нему приходили беды одна за другой, что сделало вторую часть его правления менее славной и благоприятной, чем первая. Так Бог наказывал его жезлом человеческим, в то же время заверяя, что милости Своей не отнимет от него. Грехами Давида были прелюбодеяние и убийство, и эти же грехи стали грехами его детей (Амнон соблазнил свою сестру Фамарь, а Авессалом убил своего брата Амнона) и началом его наказания, особенно скорбным потому, что у него были основания опасаться, что его плохой пример подтолкнул их к этому нечестию. Данная глава описывает:

(I) Как Амнон насильно овладел Фамарью; в этом ему помог родственник Ионадав, который подсказал, как можно подло добиться своей цели (ст. 1−20).

(II) За это Авессалом убил Амнона (ст. 21−39). Обе ситуации сильно огорчили Давида, особенно потому что он невольно стал их соучастником, послав Фамарь к Амнону, а Амнона к Авессалому.

Стихи 1−20. Данные стихи описывают отвратительное злодеяние Амнона, изнасиловавшего свою сестру поступок, о котором невозможно говорить не краснея, раз человек может быть настолько ничтожным, особенно сын Давида. У нас есть основания полагать, что нечестивый характер Амнона проявился и в других случаях; и если бы он не оставил Бога, то никогда не был бы предан таким порочным склонностям. Благочестивые родители часто страдают из-за нечестивых детей, ибо благодать не передается с кровью, как порочность. Нигде не написано, что дети Давида подражали ему и вместе с ним участвовали в поклонении, но они пошли по его неверным шагам, поступали намного хуже отца и не каялись. Родители не знают, к каким фатальным последствиям может привести детей их плохой пример. Обратите внимание на грех Амнона.

I. Дьявол, как нечистый дух, вложил в его сердце похоть по отношению к сестре Фамари. Красота является сетью для многих; так было и с ней. Она была красивой, и Амнон захотел овладеть ею (ст. 1). Поэтому у людей, обладающих исключительной красотой, нет оснований гордиться ею, а есть повод быть бдительными. Похоть Амнона была:

(1) Противоестественной по своей природе. Это была похоть к сестре, и человеческая совесть поражается и не может думать об этом без ужаса. Порочной природе человека присущ дух противоречия, который продолжает желать запретный плод: чем более строгий запрет положен, тем более страстно его желают. Как он мог думать о том, чтобы лишить целомудрия и чести ту женщину, которую, как брат, должен был защищать? Но зло настолько порочно, что легко находит доступ к неосвященному и неохраняемому сердцу, предоставленному самому себе.

(2) Весьма обременительной для него самого. Мысль о том, чтобы лишить ее целомудрия, настолько беспокоила его (ибо невинное общение с ней ему было позволено), что он не мог дождаться подходящей ситуации и заболел (ст. 2). Плотские похоти являются наказанием и не только восстают на душу, но и враждуют против тела и являются гнилью для костей. Посмотрите, какому суровому господину служат грешники и каким тяжелым является его ярмо.

II. Дьявол, как коварный змей, вложил в его голову план осуществления этого нечестивого замысла. У Амнона был друг (которого он так называл, но на самом деле это был его враг), родственник, имевший больше крови Давида (ибо являлся его племянником), чем его духа, человек коварный, искусный в осуществлении нехороших планов и интриг подобного рода (ст. 3).

1. Он обратил внимание, что Амнон выглядит болезненным, и, являясь человеком проницательным, пришел к выводу, что тот страдает от любви (ст. 4); он спросил его: «Отчего ты так худеешь с каждым днем, сын царев? Почему ты, старший сын царя и наследник венца, чахнешь?

(1) В твоем распоряжении весь царский двор, чтобы развлекать тебя; так развеселись и прогони печаль, какой бы ни была ее причина». Удовлетворенность и утешение не всегда можно найти в царских дворцах. У нас есть больше оснований задать вопрос удрученным и безутешным святым, которые являются сыновьями Царя царей и наследниками венца жизни: «Почему они подобным образом худеют с каждым днем?»

(2) «Как владыка, ты имеешь право повелевать и требовать всего, что желаешь; так используй свою власть и удовлетвори свое желание. Не изнемогай из-за отсутствия того, чем ты, как царский сын, можешь обладать, независимо от того, законно это или нет. Quicquid libet licet — Твоя воля закон». Похожие слова Иезавель говорила Ахаву в подобной ситуации (3Цар 21:7): «Разве не ты царствуешь в Израиле?» (англ. пер.). Злоупотребление властью является самым опасным искушением для владык.

2. Амнон был достаточно бесстыдным, чтобы признаться в своей нечестивой похоти, неверно называя ее любовью: «Фамарь люблю я». И тогда Ионадав подсказал ему, как можно осуществить его план (ст. 5). Если бы он действительно был другом Амнона (каким называл себя), то изумился бы, услышав о таком ужасном нечестии; он бы объяснил, насколько это желание порочно, какое оскорбление наносит он Богу и какой вред причиняет своей душе, лелея подобные мысли, какие фатальные последствия грозят ему, если он будет продолжать думать и осуществит свое намерение; он бы использовал хитрость, чтобы разубедить Амнона преследовать свою цель, порекомендовав ему других девиц, на которых он мог жениться по закону. Но, похоже, он не был удивлен сложившейся ситуацией, не возражал, что это противозаконно или трудно, что это может опозорить его и вызвать недовольство отца, а изложил ему свой план, как можно устроить, чтобы Фамарь оказалась у его постели и он мог осуществить задуманное. Отметьте: весьма печально положение тех, чьи друзья, вместо того чтобы увещевать и обличать, льстят и подталкивают их на греховных путях, советуют и ободряют поступать нечестиво. Вот что посоветовал этот человек. Амнон и так был болен, но при этом ходил, а должен был притвориться настолько больным (а его бледный вид подтвердит это притворство), что не может ходить, а из-за отсутствия аппетита может есть только то, чего пожелает его фантазия. Он должен отвергать изысканную пищу (Иов 33:20) и наилучшие царские яства; единственное, что он может вкусить, это еда, приготовленная рукой его сестры Фамари.

3. Амнон последовал наставлениям друга и добился присутствия Фамари: он притворился больным (ст. 6). Так он сел в засаде, как лев в логовище, чтобы схватить бедного и увлечь в сети свои (Пс 9:29−31). Давид всегда любил своих детей и беспокоился, когда кто-то из них болел; и как только он узнал, что Амнон заболел, так сразу пришел навестить его. Пусть родители на его примере научатся быть нежными со своими детьми и сострадать им. Обычно больное дитя утешает мать (Ис 66:13), но и отец не должен оставаться безучастным. Мы можем предположить, что, придя навестить сына, Давид дал ему хороший совет, как правильно использовать свои страдания, и помолился с ним, но это не изменило его нечестивую цель. Прощаясь, снисходительный отец спросил: «Нет ли у тебя какой-либо просьбы, которую я мог бы удовлетворить?» «Есть, господин, ответил лгун, мой желудок настолько слаб, что я не могу ничего есть, кроме лепешек, приготовленных моей сестрой Фамарью; и я не смогу насытиться, если не увижу, как она будет делать их; они принесут мне больше пользы, если я буду есть их из ее рук». Давид не увидел оснований подозревать его в нечестивых намерениях. Бог закрыл его сердце и не дал разумения в этом вопросе. Поэтому царь сразу повелел Фамари навестить своего больного брата (ст. 7). Он сделал это простодушно, но позже, безусловно, вспоминал об этом с большим сожалением. Фамарь так же наивно отправилась в покои брата, не опасаясь плохого обращения (почему она должна была ожидать этого от своего больного брата?) и не считая это ниже своего достоинства, повинуясь отцу и из любви к брату (хотя он был наполовину ее братом), чтобы поухаживать за ним (ст. 8,9). Хотя она была царской дочерью и отличалась красотой (ст. 1) и красивой одеждой (ст. 18), тем не менее не считала недостойным для себя занятием месить тесто и печь лепешки; да она и не смогла бы этого сделать сейчас, если бы не делала раньше. Умение хорошо вести домашнее хозяйство не унижает достоинство самых знатных дам, и они не должны считать это для себя унижением. Добродетельная жена, муж которой сидит среди старейшин, с охотою работает своими руками (Притч 31:13). Нынешние времена не лишены подобных примеров, и это качество не является старомодным, как некоторые пытаются представить его. Приготовлению пищи для больного должно уделяться больше внимания, и оно должно доставлять больше удовольствия для женщин, чем приготовление еды для приятного человека; благотворительность должна превосходить любопытство.

4. Заполучив ее в свои покои, он постарался остаться с нею наедине, ибо прелюбодей (особенно такой, как этот) старается, чтобы ничей глаз не увидел его (Иов 24:15). Еда приготовлена, но он не может есть, пока окружающие смотрят на него; все должны были выйти (ст. 9). Больных нужно ублажать, ибо они думают, что имеют привилегию всем приказывать. Фамарь согласилась исполнить его прихоть. Ее целомудренная и добродетельная душа не имела ни малейшего представления о том, чем наполнена его оскверненная душа, поэтому она без колебаний осталась наедине с ним во внутренней комнате (ст. 10). Теперь маску можно было сбросить, еда стала никому не нужной, и, при этом называя ее сестрой, он нагло потребовал, чтобы она подошла и легла с ним (ст. 11). Ее добродетели было оскорбительно слышать, что кто-то считает возможным убедить ее согласиться на подобное нечестие, зная ее примерное скромное и целомудренное поведение. Но очень часто люди, ведущие нечестивый образ жизни, думают, что другие такие же, как они, или, по крайней мере, являются сухим деревом для их искр.

III. Дьявол, как сильный искуситель, сделал его ухо глухим ко всем увещеваниям, которыми она пыталась противостоять его нападкам и убедить отказаться от своих попыток. Мы можем себе представить, какое состояние ужаса и изумления овладело молодой девушкой, когда она подверглась подобным нападкам, как она смущалась и трепетала; тем не менее, пребывая в таком состоянии замешательства, вряд ли можно было подобрать более уместные и обладающие большой силой аргументы, чем слова, которые она сказала ему.

1. Она назвала его братом, напоминая о близких родственных отношениях, делавших противозаконной его женитьбу на ней, тем более ее соблазнение. Брак между сестрой и братом четко запрещался (Лев 18:9) под страхом страшного наказания (Лев 20:17). Нужно следить, чтобы любовь, которая должна присутствовать между родственниками, не превратилась в похоть.

2. Она умоляла его не брать ее силой; это подразумевает, что она ни в малейшей степени не была согласна; да и какое удовлетворение можно получить при совершении насилия.

3. Она изложила ему, насколько нечестивым было его желание. Это было безумие, таковым является всякий грех, особенно нечистота. Это нечестие наивысшего сорта. Подобная мерзость не должна совершаться в Израиле, среди народа, исповедующего Бога и имеющего лучшие уставы, чем у язычников. Мы израильтяне, и если мы совершаем подобные вещи, то более других не подлежим прощению и наше осуждение будет более мучительным, ибо тем самым мы поносим Господа и бесславим доброе имя, которым мы называемся.

4. Она говорит, как позорно его поведение, ибо это могло воздействовать на него сильнее, чем описание его греховности: «Что касается меня, то куда я пойду с моим бесчестием? Даже если это удастся скрыть, то я всю жизнь буду краснеть, вспоминая о нем; а если об этом станет известно, то как я смогу смотреть в лицо своим друзьям? Что касается тебя, то ты будешь одним из безумных в Израиле, то есть считаться отвратительным развратником, наихудшим из мужчин; ты потеряешь свое влияние на всех мудрых и благочестивых людей и поэтому будешь признан неспособным царствовать, хотя являешься первенцем царя, ибо Израиль никогда не подчинится руководству такого безумца». Грядущий позор, особенно вечный позор должен отпугивать нас от греха.

5. Чтобы убедить его отказаться от своей нечестивой цели в этот раз и (если возможно) избавиться от него, она намекает, что царь сможет обойти божественный закон и разрешит ему жениться, дабы он не умер от любви к ней. Это не значит, что она полагала, будто царь обладает такой исключительной властью или пошел бы на это, но была уверена, что, если он расскажет царю о своем нечестивом желании (чему трудно было бы поверить, услышав об этом от кого-то еще), то тот примет эффективные меры, дабы защитить ее от него. Но ее мудрость и аргументы не убедили его. Его гордый дух не мог вынести отказа, и поэтому ее утешение, честь и все, что было ей дорого, должно быть принесено в жертву его животной и неистовой похоти (ст. 14). Есть основания опасаться, что хотя Амнон и был молод, но в течение длительного времени вел распутный образ жизни, о чем его отец либо не знал, либо не распространялся, ибо человек не может внезапно достичь такой глубины нечистоты. Так неужели он любил Фамарь? Неужели так он хотел отблагодарить ее за готовность навестить его во время болезни? Неужели он будет обращаться со своей сестрой, как с блудницей? Ничтожный негодяй! Бог избавляет всех скромных и добродетельных жен от таких нечестивых и безрассудных мужчин.

IV. Дьявол, являющийся мучителем и предателем, сразу превратил его любовь в ненависть к девушке (ст. 15): «Возненавидел ее Амнон величайшей ненавистью»; он стал таким же жестоким в своей злобе, каким был раньше в своей похоти.

1. Он подло выгнал ее с применением силы; более того, он вел себя так, словно теперь брезговал даже прикоснуться к ней своими руками, и повелел своему слуге прогнать ее вон от него и запереть дверь за нею (ст. 17).

(1) Невиновная оскорбленная женщина имела все основания воспринять это как величайшее оскорбление, в некотором смысле (как она говорит, ст. 16) зло большее, чем первое, ибо в отношении ее ничего более жестокого, позорного и грубого нельзя было сделать. Если бы он постарался скрыть происшедшее, то только в своих глазах она потеряла бы честь. Если бы он стал на колени и просил ее о прощении, то это в какой-то степени искупило бы его вину. Если бы он дал ей время, чтобы она пришла в себя после ужасного смятения, в котором пребывала, то она, возможно, смогла бы взять себя в руки и все обдумать. Но так быстро и жестоко выгнать ее, словно она совершила какой-то плохой поступок, обязывало ее позаботиться о собственной защите и рассказать о причиненном ей зле.

(2) Из этого мы можем узнать, каким пагубным является грех (необузданная страсть так же плоха, как необузданные желания) и сколько беды несут его последствия (по крайней мере, он кусает, как змея), ибо в данной ситуации мы видим:

[1] Что грех, приятный при его совершении, впоследствии становится омерзительным и болезненным; таким делает его совесть грешника. Амнон возненавидел Фамарь за то, что она не согласилась добровольно участвовать в этом преступлении (ибо тогда часть вины лежала бы на ней), а до последнего момента противилась ему и увещевала не делать этого; поэтому теперь вся вина лежала на нем. Если бы он возненавидел грех и самого себя, то можно было бы надеяться, что он раскаялся. Печаль ради Бога производит негодование (2Кор 7:11, англ. пер.). Но ненависть к человеку, которого он оскорбил, показала, что его совесть осознала, насколько ужасным было это преступление, но сердце не смирилось. Посмотрите, какими обманчивыми являются плотские наслаждения, как скоро они проходят и вызывают отвращение (см. Иез 23:17).

[2] Что грех, совершенный тайно, впоследствии становится явным и общеизвестным и таковым его часто делают сами грешники. Их языки обрушиваются на них самих. Иудейские толкователи говорят, что в связи с грехом Амнона был издан закон, чтобы молодые мужчины и женщины никогда не оставались наедине вместе, ибо (говорили они) если так поступили с царской дочерью, то что станет с детьми обычных людей?

2. А теперь мы должны предоставить преступника ужасам его виновной совести и спросить, что произошло с несчастной жертвой.

(1) Она горько оплакивала нанесенное оскорбление, ибо оно запятнало ее честь, хотя и не опозорило ее добродетель. В знак скорби она разорвала свою красивую одежду, чтобы обезобразить себя, и посыпала пеплом голову, испытывая отвращение к своей красоте и украшениям, ибо они стали причиной незаконной любви Амнона; так она шла, возвещая о грехе, совершенном другим человеком (ст. 19).

(2) Она удалилась в дом своего брата Авессалома, так как он был ее родным братом, и там жила в одиночестве и печали в знак своей стыдливости и отвращения к нечистоте. Авессалом ласково поговорил с ней и попросил в то время забыть о нанесенном оскорблении, приняв решение лично отомстить за него (ст. 20). Исходя из вопроса, заданного Авессаломом: «Не Амнон ли, брат твой, был с тобою?», похоже, что Амнон был известен своим распутным поведением, и поэтому благопристойной женщине было опасно оставаться с ним наедине; наверно, Авессалом знал об этом, а Фамарь оставалась в полном неведении.

Стихи 21−29. То, что Соломон говорит о начале ссоры, истинно в отношении начала греха; это подобно прорыву воды. Если ворота шлюза сорваны, то за этим следует наводнение; одно зло порождает другое, и трудно сказать, чем все это закончится.

I. Данные стихи рассказывают, как был возмущен Давид известием о грехе Амнона: он сильно разгневался (ст. 21). И у него для этого были все основания, ибо это преступление совершил его собственный сын и втянул его быть соучастником. Он заслужил порицаний за то, что плохо воспитал его; это легло пятном на его семью, погубило его дочь, послужило плохим примером для его царства и причинило вред душе сына. Но неужели было достаточно лишь разгневаться в данной ситуации? Он должен был наказать сына и открыто предать его позору; как отец и как царь он имел право так поступить. Но в данном месте Септуагинта добавляет такие слова: «Но не огорчал дух своего сына Амнона, потому что любил его и тот был его первенцем». Он повторил ошибку Илия, который знал, как сыновья его нечествуют, и не обуздывал их. Если Амнон был дорог ему, то его наказание было бы намного более суровым наказанием для самого царя за его нечистоту. Но кто наказывает других за грехи, в которых сам виновен, тот не может вынести позора и покориться ему, и поэтому его гнев послужил ему вместо справедливости; а это ожесточает грешников (Еккл 8:11).

II. Как негодовал по этому поводу Авессалом. Он решил взять на себя обязанности судьи в Израиле, и раз отец не мог наказать Амнона, то он сможет; но им двигало не желание восстановить справедливость или ревность по добродетели, а обычная месть, ибо он считал, что ему нанесли оскорбление, совершив насилие над его сестрой. Их мать была дочерью языческого царя (2Цар 3:3), за что, возможно, братья иногда порицали их, как детей чужестранки. И Авессалом подумал, что именно поэтому сейчас так поступили с его сестрой; и если Амнон думал, что имеет право сделать ее своей блудницей, то мог решить, что он может сделать и его своим рабом. Эта мысль привела его в ярость, и ничто, кроме крови Амнона, не могло угасить ее. Здесь рассказывается:

1. Как план зародился у него в голове. Возненавидел Авессалом Амнона (ст. 22), а всякий, ненавидящий брата своего, уже есть человекоубийца и, подобно Каину, от лукавого (1Ин 3:12,15). Ненависть Авессалома ко греху своего брата была похвальна, и он мог вполне справедливо преследовать его по закону, чтобы это послужило примером для других и в какой-то степени реабилитировало его оскорбленную сестру, а вот ненависть к человеку и намерение убить его было величайшим оскорблением для Бога, которое предлагало наказать нарушение седьмой заповеди нарушением шестой, словно все они не были в равной степени священными. Кто сказал: не прелюбодействуй, сказал и: не убей (Иак 2:11).

2. Как он скрывал свой замысел. По этому поводу он ничего не сказал Амнону ни плохого, ни хорошего, словно ничего не знал о происшедшем, и оставался по-прежнему любезным с ним, ожидая лишь возможности причинить ему зло. Наихудшей является та злоба:

(1) Которая тщательно скрывается, не давая ей выхода. Если бы Авессалом обсудил этот вопрос с Амноном, то, возможно, смог бы убедить его в греховности поступка и привести его к покаянию; но, не сказав ничего, он тем самым ожесточил сердце Амнона, а его собственное все больше наполнялось злобой в его адрес; поэтому обличения в адрес ближнего противопоставлены вражде к нему в наших сердцах (Лев 19:17). Нужно дать выход страсти, и она иссякнет сама собой.

(2) Которая украшена показным дружелюбием; так было с Авессаломом, ибо уста его мягче масла, а в сердце вражда (см. Притч 27:26).

(3) Которая долго вынашивается. В течение двух полных лет Авессалом взращивал этот корень горечи (ст. 24). Может быть, вначале он не собирался убивать своего брата (ибо если он замыслил это, то у него раньше представилась бы хорошая возможность), а только ожидал подходящего случая, чтобы опозорить или причинить какое-то зло, но со временем ненависть усилилась, и только его смерть могла удовлетворить ее. Если один раз позволить солнцу зайти во гневе, то это даст место дьяволу (в подражание Еф 4:26−27), а что можно говорить, если солнце будет заходить во гневе на протяжении двух полных лет?

3. Как этот план зарождался.

(1) Авессалом устроил пир в своем доме в деревне, как Навал, по случаю стрижки овец (ст. 23). Он уделял внимание своему внешнему виду (2Цар 14:26) и, какое бы высокое положение ни занимал, хорошо наблюдал за скотом своим и имел попечение о стадах. Кто не имеет другой заботы о своем имуществе, находящемся в сельской местности, помимо того, как растратить его в городе, тому, похоже, придется скоро увидеть, как оно истощилось. Когда Авессалом нанимал слуг для стрижки овец, то обычно находился вместе с ними.

(2) На этот пир он пригласил своего отца, царя, и всех царских сыновей (ст. 24); он сделал это не только для того, чтобы использовать эту возможность и оказать им почтение, но и для того, чтобы предстать более почитаемым среди своих соседей. Кто состоит в родстве с людьми знатными, тот склонен особенно высоко ценить себя за счет своих близких.

(3) Сам царь не пришел, чтобы сыну не пришлось слишком тратиться на угощение (ст. 25). Похоже, к тому времени в распоряжении Авессалома было его имение, за счет которого он и жил; царь отдал ему, ибо хотел, чтобы он стал хорошим хозяином. В этом он является хорошим примером для родителей, чтобы те, когда их дети вырастают, давали им достаточное материальное обеспечение, на которое они могли бы прожить соответственно своему положению в обществе, и затем следили, чтобы дети не жили выше своих возможностей, и не потакали им в этом. Очень благоразумно для молодого землевладельца посмотреть, как он справится с хозяйством и не потратит ли шерсть на то, чтобы состричь ее.

(4) Авессалом получил разрешение пригласить Амнона и остальных царских сыновей, чтобы они пришли и удостоили своим присутствием его стол (ст. 26−27). Он так тщательно скрывал свою враждебность к Амнону, что у Давида не было повода подозревать, что этому приглашению сопутствовали нехорошие планы в адрес его старшего сына: «Пусть мой брат Амнон пойдет»; но осознание того, что, как и в первом случае, он сам был втянут и посодействовал осуществлению этого замысла, делало этот удар еще более тяжелым (ст. 7). Похоже, хотя сыновья Давида считались взрослыми к тому времени, но они настолько почтительно относились к своему отцу, что не могли проделать даже такого маленького путешествия без его позволения. Подобным образом дети, даже когда они станут мужчинами и женщинами, должны почитать своих родителей, советоваться с ними и не делать ничего существенного без их согласия, а тем более против их воли.

4. Как этот план был приведен в исполнение (ст. 28−29).

(1) Авессалом устроил щедрое угощение, ибо решил, что им стоит развеселить себя вином, по крайней мере он решил, что стоит угостить им Амнона, так как знал, что тот был склонен пить чрезмерно.

(2) Но повеление, которое он дал своим слугам в отношении Амнона, чтобы они смешали его кровь с вином, было бесчеловечным. Если бы он бросил ему вызов и, полагаясь на милость случая и справедливость Бога, победил его, то, хотя такой поступок и считался бы плохим, но был бы более почетным и простительным (наш древний закон в некоторых случаях позволяет испытание с помощью битвы); но, убив его, Авессалом последовал примеру Каина, отличие было только в основании: Авель был убит за свою праведность, а Амнон за свое преступление. Обратите внимание, что усугубляло этот грех:

[1] Он хотел, чтобы Амнона убили, когда развеселится сердце Амнона от вина и он, следовательно, меньше будет ожидать опасности, тем более противостоять ей, а также не будет готов покинуть этот мир. Он поступил так, словно его злоба стремилась уничтожить и душу и тело, не дав ему возможности сказать: «Господи, помилуй меня». Какой ужасной и неожиданной была смерть для многих, чьи сердца отягчались объядением и пьянством!

[2] Совершить это должны были его слуги, и таким образом они становились сопричастниками преступления. Он должен был дать команду: «Поразите Амнона»; и тогда они, повинуясь ему и чрезмерно полагаясь на его власть и возможность спасти их, должны были убить его. Какой же нечестивый вызов он бросил божественному закону, когда (хотя заповедь Бога четко говорила: «Не убивай») повелел им убить Амнона, дав предписание: «Разве не я велю вам сделать это? Этого достаточно. Будьте смелы, не бойтесь ни Бога, ни человека». Плохо наставлены те слуги, которые повинуются своим господам, противодействуя Божьим заповедям; и нечестивы те хозяева, которые учат их так поступать. Подобострастными можно назвать слуг, которые готовы проклясть свои души, дабы угодить своим хозяевам, чьи возвышенные слова не смогут защитить их от гнева Божьего. Господа должны повелевать своим слугам, постоянно помня, что у них есть Господин на небесах.

[3] Он сделал это в присутствии всех царских сыновей, о которых сказано (2Цар 8:18), что они были первыми при дворе; поэтому его поступок оскорбление для гражданского правосудия, которое они должны были совершать, и оскорбление для их отца царя, которого они представляли; он выражал презрение к мечу, который должен вызывать страх у злодеев, в то время как его злые дела, наоборот, вызвали ужас у тех, кто носил его.

[4] Есть основания подозревать, что Авессалом, совершив этот поступок, хотел не только отомстить за оскорбление, нанесенное его сестре, но и расчистить себе путь к престолу, ибо он стремился завладеть им; царство безусловно досталось бы ему, если убрать с пути старшего сына Давида Амнона. Когда Авессалом дал команду, то его слуги не растерялись и исполнили ее, поддерживая в себе уверенность, что теперь их господин является следующим наследником престола (ибо Далуиа был мертв, как полагает епископ Патрик) и не позволит причинить им зло. Так меч, которым ему грозили, начал действовать в доме Давида и с тех пор не покидал его. Во-первых, от него пал его старший сын, своим преступлением дав повод для убийства, а отец неосознанно стал его соучастником. Во-вторых, все его сыновья сбежали и в состоянии ужаса прибыли домой, ибо не знали, как далеко простираются кровавые планы их брата Авессалома. Посмотрите, какое зло грех причиняет в семьях.

Стихи 30−39. Данные стихи рассказывают:

I. Как сильно был напуган Давид ложным докладом, доставленным в Иерусалим, где говорилось, что Авессалом умертвил всех царских сыновей (ст. 30). Очень часто слухи представляют плохие события хуже, чем они есть на самом деле, и первые вести оказываются более пугающими, чем впоследствии оказывается. Поэтому давайте не бояться плохих новостей, пока не поступит их подтверждение, а, услышав наихудшее, надеяться на лучшее. Как бы ни было, но ложные новости доставили Давиду столько же страданий, как если бы они были настоящими. Он разодрал одежды свои и повергся на землю, хотя это была придуманная история (ст. 31). Хорошо, что Давиду была присуща благодать; он сильно нуждался в ней, ибо в нем бушевали сильные страсти.

II. Ошибка раскрылась двумя путями.

1. Племянник Давида Ионадав сделал хитрое предположение (и у него были на это основания), что один только Амнон умер, а не все царские сыновья (ст. 32−33); он также сказал, что это было сделано по повелению Авессалома, который задумал убить Амнона с того дня, когда тот взял силой его сестру Фамарь. Каким же нечестивым человеком был Ионадав, если он знал все или у него были основания подозревать, чем это закончится, но не сказал об этом Давиду раньше, чтобы он не подвергал Амнона опасности, отпустив его в дом Авессалома. Если мы не делаем все, что в наших силах, чтобы предотвратить зло, то становимся соучастниками его. «Скажешь ли: «Вот, мы не знали этого»? А Испытующий сердца разве не знает?» (см. Притч 24:11−12). Хорошо, если Ионадав не был виновен в смерти Амнона, как был виновен в его грехе; такими «друзьями» оказываются те, к которым прислушиваются, как к советчикам, когда они советуют совершить зло: кто не был достаточно милостив, чтобы предотвратить грех Амнона, тот не будет достаточно милостив, чтобы предотвратить его гибель, хотя, похоже, Ионадав мог сделать и то и другое.

2. Когда благополучно вернулись все царские сыновья, за исключением Амнона. Стража заметила, как они со своей свитой возвращались (ст. 34−35) и скоро прибыли во дворец, чтобы показать, что остались в живых и сообщить печальную новость о том, что Авессалом убил их брата Амнона. Скорбь, в которой царь пребывал из-за того, что оказалось неправдой, помогла ему легче перенести правдивые известия, и дала повод (когда правда открылась) поблагодарить Бога за то, что не все его сыновья убиты; хотя того факта, что Амнон был мертв и убит собственным братом таким вероломным и предательским способом, было достаточно, чтобы ввергнуть царя, царский двор и все царство в реальную скорбь. Скорбь особо обоснованна в том случае, когда в ее корне лежит грех.

III. Авессалом сбежал от правосудия: убежал Авессалом (ст. 34). Он не так сильно боялся царских сыновей, как они боялись его; они бежали от его злобы, а он от их справедливости. Ни один уголок земли Израильской не мог укрыть его. Города-убежища не защищали сознательных убийц. Хотя Давид позволил, чтобы прелюбодеяние Амнона с сестрой осталось ненаказанным, но Авессалом не мог надеяться, что ему простится это убийство, ибо закон очень точно выражался в таком случае, а справедливость Давида и его страх не оказаться виновным в пролитии крови были хорошо известны. Поэтому он решил, что наилучший выход отправиться к родственникам матери, где он был доброжелательно принят своим дедом Фалмаем, царем Гессурским (ст. 37), и там находился под его защитой три года (ст. 38). Давид не требовал его выдачи, а Фалмай не считал себя обязанным выдавать его, пока этого не потребуют.

IV. Давид волновался из-за его отсутствия. Довольно долго он скорбел об Амноне (ст. 37), но так как прошлого нельзя вернуть, то время изгладило эту скорбь: он утешился о смерти Амнона. Время также стерло отвращение ко греху Авессалома, и вместо того чтобы испытывать к нему отвращение, как к убийце, он захотел вернуть его (ст. 39 в англ. пер.). С самого начала в его сердце не было желания преследовать и наказать его, а теперь он захотел всем сердцем вернуть и оказать ему благоволение. В этом заключалась слабость Давида. Бог увидел в его сердце нечто, что отличало его от Илия, в противном случае мы подумали бы, что он, как и Илий, почитал своих сыновей больше, чем Бога.