До сих пор этот евангелист мало что сообщал нам о жизни Христа, ограничиваясь только тем, что требовалось для введения Его бесед; теперь же, когда Иисусу настало время умирать, он приступает к очень подробному изложению обстоятельств Его страданий, причем некоторые из них не упоминаются другими евангелистами, особенно Его изречения. Его последователи были настолько далеки от того, чтобы стыдиться Его креста или пытаться умолчать о нем, что, напротив, сильнее всего стремились как словом, так и писаниями возвещать о кресте и хвалились им. Эта глава повествует о том:
I. Как Христос был арестован в саду и как Он предал Себя на то, чтобы стать узником, ст. 1−12.
II. Как Он был оскорбляем во дворе первосвященника и как тем временем Петр отрекался от Него, ст. 13−27.
III. Как Он был судим перед Пилатом, как тот расследовал Его дело и отдал Его вместе с Вараввой на милость народа и как Он не был удостоен этой милости, ст. 28−40.
Стихи 1−12. И вот пришел час, когда Вождю спасения нашего, Который должен был совершиться чрез страдания, надлежало вступить в схватку с врагом. Здесь мы видим, как Он идет навстречу ей. День воздаяния уже в Его сердце, и год Его искупленных настал, и помогла Ему мышца Его, ибо не было у Него помощника. Пойдем и посмотрим на сие великое зрелище.
I. Наш Господь Иисус, как смелый воин, первым вступает в сражение (ст. 1−2): сказав сие, закончив проповедь, помолившись Своей молитвой и таким образом завершив Свое свидетельство, Он не пожелал терять времени, но немедленно вышел из дома, из города при свете луны (ибо Пасху праздновали в полнолуние) с учениками Своими (с одиннадцатью, ибо Иуда был занят другим делом) и пошел за поток Кедрон, протекавший между Иерусалимом и горой Елеонской, где был сад, не Его личный, а принадлежавший одному из Его друзей, который позволил Ему туда приходить. Заметьте:
1. Сказав сие, наш Господь Иисус вступил в полосу Своих страданий, как сказано и в другом месте: Когда Иисус окончил все слова сии... (Мф 26:1). Здесь указывается на то, что:
(1) Наш Господь Иисус взялся за предлежавший Ему труд. Служением священника было учить, молиться и совершать жертвоприношения. Окончив поучения и помолившись, Он приступает к делу искупления. Христос сказал все, что должен был сказать как пророк, и теперь Он обращается к исполнению Своего священнического служения, чтобы принести душу Свою в жертву умилостивления; а когда Он прошел через это, то приступил к исполнению обязанностей Царя.
(2) Приготовив Своих учеников посредством проповеди и Себя посредством молитвы к этому часу испытания, Христос мужественно вышел вперед навстречу ему. Он бросил вызов противнику только после того, как облачился в Свои доспехи, и не раньше. Пусть страждущие по воле Божьей в добром деле, с доброй совестью и с ясным пониманием своего призвания к этому утешаются тем, что Христос никогда не вовлечет в какой бы то ни было конфликт с противником тех, кто принадлежит Ему, пока прежде не сделает для них все необходимые приготовления; и если мы принимаем наставления и утешения Христа и прибегаем к Его ходатайству за нас, то можем с непоколебимой решимостью отважиться на величайшие испытания на пути исполнения нашего долга.
2. Он вышел с учениками Своими. Иуда знал, в каком доме в этом городе находится Христос, и Он мог бы оставаться на месте и встретить Свои страдания, не выходя из дому. Однако:
(1) Когда пришел Его час, Он пожелал поступить по Своему обыкновению и не изменять Своих привычек, независимо от того, встретится Ему при этом страдание или нет. Когда Он оказывался в Иерусалиме, Его обычаем было в конце дня, проведенного в служении народу, уходить на ночь на гору Елеонскую; там, на окраине города, находился Его штаб, ибо во дворцах, в сердце города, места для Него не находилось. Следуя Своему обычаю и не желая отказываться от него из-за предстоящих Ему страданий, Он, подобно Даниилу, поступил именно так, как это делал и прежде того, Дан 6:10.
(2) Он не желал не менее, чем Его враги, чтобы произошло возмущение в народе, ибо прекословить или вопиять не было Его путем. Если бы Его схватили в городе, а сделать это бесшумно не удалось бы, то могли начаться беспорядки и пролилось бы немало крови, и потому Он удалился.
Примечание: когда мы оказываемся втянутыми в какое-нибудь неприятное дело, нам следует избегать втягивать в него и других вместе с собой. Для последователей Христа нет ничего позорного в том, чтобы пасть безропотно, без сопротивления. Те, кто ищет славы от людей, гордятся своей решимостью продать свою жизнь как можно дороже, а для тех, кто знает, что их кровь дорога для Христа и что ни одна ее капля не должна проливаться без достойной цели, нет нужды настаивать на подобных условиях.
(3) Он желал в самом начале Своих страданий, как сделал и в конце их, подать нам пример того, как следует удаляться от мира. Выйдем к Нему за стан, нося Его поругание, Евр 13:13. Мы должны покинуть многолюдные места, отложить в сторону заботы, отказаться от комфорта, оставить все то, без чего не могут существовать города, и даже святые города, если желаем с радостью понести свой крест и сохранить при этом общение с Богом.
3. Он вышел за поток Кедрон. Чтобы прийти на гору Елеонскую, нужно было перейти этот поток, однако сделанное по этому поводу замечание подразумевает, что за этим скрывалось нечто значительное; оно указывает нам:
(1) На пророчество Давида относительно Мессии (Пс 119:7), что Он из потока на пути будет пить. Этот поток Кедрон, или Черный поток, названный так то ли из-за темной долины, через которую он протекал, то ли из-за цвета воды, испорченной городскими нечистотами, символизировал собой тот поток страданий, который лежал на пути к Его славе и нашему спасению; Христос пил из него, проходя путем нашего искупления, и потому вознесет главу Свою, а также и нашу главу.
(2) На самого Давида как прообраз Мессии. В описании бегства Давида от Авессалома особенно отмечается его переход через поток Кедрон и восхождение на гору Елеонскую, когда он шел и плакал, и все бывшие с ним также были в слезах, 2Цар 15:23,30. Сын Давидов, изгнанный мятежными иудеями, не захотевшими, чтобы Он царствовал над ними (и Иуда, подобно Ахитофелу, участвовал в заговоре против Него), перешел этот поток в уничижении, сопровождаемый горсткой истинных плакальщиков. У потока Кедрон благочестивые иудейские цари сжигали и уничтожали находимых ими идолов; Аса, 2Пар 15:16; Езекия, 2Пар 30:14; Иосия, 4Цар 23:4,6. В этот поток выбрасывалось все самое мерзкое. Христос, сделавшийся для нас жертвою за грех, чтобы уничтожить и снять его с нас, начал Свой скорбный путь у того же самого потока. Гора Елеонская, где начались страдания Христа, лежала на восток от Иерусалима, а гора Голгофа, где они завершились, — на запад, ибо в Своих страданиях Он видел перед Собой тех, кто должен был прийти от востока и запада.
4. Он пришел в сад. Только этот евангелист обращает внимание на то обстоятельство, что страдания Христа начались в саду. В саду Едемском был совершен первый грех, там же было изречено проклятие и дано обетование об Искупителе, и потому именно в саду это обетованное семя вступило в схватку с древним змеем. И погребен Христос был также в саду.
(1) Гуляя по нашим садам, не будем упускать возможность поразмышлять о страданиях Христа в саду, ибо им мы обязаны всеми удовольствиями, получаемыми от этих прогулок, ими было снято проклятие, произнесенное над землей за человека.
(2) Наслаждаясь благами земными, мы должны быть готовы к скорбям, ибо наши сады утешения находятся в долине слез.
5. С Ним были Его ученики, потому что:
(1) Он обычно брал их с собой, когда удалялся для молитвы.
(2) Они должны были стать свидетелями Его страданий и проявленного в них терпения, чтобы с большей уверенностью и любовью проповедовать их миру (Лк 24:48) и самим быть готовыми страдать.
(3) Он намеренно подверг их опасности, с тем чтобы показать им, как они немощны, несмотря на данные ими обещания верности. Христос иногда для того ставит Свой народ в трудные обстоятельства, чтобы затем возвеличиться в его избавлении от них.
6. Иуда, Его предатель, знал это место, знал, что это было Его обычным местом уединения, и, вероятно, из какого-нибудь слова, оброненного Христом, узнал о том, что Он намеревался быть там в эту ночь по причине отсутствия лучшего кабинета. Уединенный сад — подходящее место для размышления и молитвы, и время после Пасхи — подходящее время для уединения в целях личного общения с Богом, когда мы можем рассказать Ему о полученных впечатлениях, обновить свои обеты и принять окончательное решение. То обстоятельство, что Иуда знал это место, упоминается здесь с той целью:
(1) Чтобы усугубить грех Иуды, заключавшийся в том, что он решил предать своего Учителя, невзирая на свое близкое знакомство с Ним, и, более того, использовать эту близость как дающую ему возможность предать Его; благородный человек погнушался бы и самой мыслью совершить такой низкий поступок. Так святую религию Христа били в доме любящих ее более, чем где бы то ни было. Многие отступники от веры, возможно, не были бы такими нечестивцами, если бы они никогда не исповедовали ее, и не могли бы так высмеивать Писания и заповеди, если бы не знали их.
(2) Чтобы возвеличить любовь Христа. Хотя Он и знал, где будет искать Его предатель, тем не менее пошел туда, чтобы быть найденным им, так как знал, что пришел час Его. Он показал Свою готовность пострадать и умереть за нас. То, что Он делал, Он делал не по принуждению, а добровольно; хотя, как Человек, Он просил: «...да минует Меня чаша сия...», но как Посредник, Он сказал: «Вот, иду, иду добровольно». Когда Христос вышел и пошел в сад, было уже довольно поздно (предположительно восемь-девять часов вечера); ибо творить волю Пославшего Его было не только Его пищей и питием, но и Его отдыхом и сном. Когда другие шли спать, Он шел молиться, шел страдать.
II. Как только Вождь спасения нашего приходит на поле сражения, немедленно появляется враг и нападает на Него (ст. 3): Иуда приходит туда со своими людьми, посланными первосвященниками, и прежде всего с находящимися среди них фарисеями, которые были злейшими врагами Христа. Этот евангелист обходит молчанием борение Христа в саду, потому что другие три евангелиста подробно описали его, и начинает свое повествование с прихода Иуды и его скопища с намерением схватить Его. Заметьте:
1. Какие люди были заняты в этом мероприятии — отряд воинов и служителей от первосвященников и Иуда.
(1) Против Христа выступило множество людей — отряд воинов — σπεῖρα, cohors, когорта, римский полк, который насчитывал пятьсот человек, по мнению одних, и тысячу — по мнению других. Друзья Христа были малочисленны, а Его враги — многочисленны. Не будем же следовать за большинством на зло, не будем и страшиться злых замыслов большинства против нас, если Бог за нас.
(2) Это была разношерстная толпа: отряд воинов состоял из язычников, римских солдат (подразделение гвардейцев, расквартированных в крепости Антония для того, чтобы обуздывать город); служители от первосвященников, ὑπηρέτας, либо их домашние слуги, либо служители при их дворах, были иудеями. И те и другие были враждебно настроены по отношению друг к другу, однако это не помешало им объединить свои усилия против Христа, Который пришел в одном теле примирить обоих с Богом.
(3) Это была уполномоченная группа людей, а не взбунтовавшаяся толпа; эти люди получили приказ от первосвященников, а по их донесению правителю (в котором сообщалось, что этот Иисус был опасным человеком), они, по-видимому, также получили и его распоряжение об аресте Христа, ибо боялись народа. Посмотрите, какие враги были у Христа и Его Евангелия (и такие же будут и впредь) — многочисленные, сильные и потому грозные, против них объединились духовная и гражданская власти, Пс 2:1−2. Христос сказал, что так будет (Мф 10:18), и так и случилось.
(4) Всеми ими предводительствовал Иуда. Он взял этот отряд воинов; вероятно, он попросил о нем, ссылаясь на необходимость надежного подкрепления, так как столько же домогался славы главнокомандующего в этом походе, сколько жаждал мзды неправедной. Он считал большой честью для себя то, что вместо роли замыкающего в презренной шеренге двенадцати ему выпало счастье идти во главе грозных сотен; он никогда прежде не занимал такого видного положения и, возможно, рассчитывал, что этим его карьера не закончится, но что ему будет присвоено в качестве награды звание полководца или еще лучшее звание, если он успешно осуществит эту операцию.
2. Как они подготовились к нападению: они пришли с фонарями и светильниками и оружием.
(1) В случае, если бы Христос попытался скрыться, они (хотя луна сопутствовала им) воспользовались бы своими светильниками. Однако они вполне могли бы оставить их на своем месте: в отличие от первого, второму Адаму не было нужды скрываться между деревьями сада по причине страха или стыда. Это безумие — брать свечу с той целью, чтобы с ее помощью отыскать Солнце.
(2) В случае, если бы Он попытался оказать сопротивление, они применили бы оружие. Оружие Его брани было духовным, этим оружием Он часто их поражал и приводил в молчание, поэтому теперь они прибегли к помощи иного оружия к мечам и кольям.
III. Наш Господь Иисус с честью отразил первый натиск врага, ст. 4−6. Заметьте:
1. Как Он принял их: с такой мягкостью по отношению к ним и с таким внутренним спокойствием, какие только можно себе вообразить.
(1) Он встретил их самым что ни на есть мягким и кротким вопросом (ст. 4): Иисус же, зная все, что с Ним будет, и потому нисколько не удивившись всей этой тревоге, с замечательной отвагой и присутствием духа, невозмутимый и неустрашимый, вышел к ним навстречу и как бы безучастно, кротко спросил: «Кого ищете? В чем дело? Что означает эта ночная суматоха?» Обратите внимание здесь на:
[1] Предвидение Христом Своих страданий; Он знал все, что с Ним будет, ибо связал Себя обещанием все это претерпеть. Если у нас нет такой силы, какая была у Христа, чтобы перенести предсказание того, что нас ожидает впереди, то нам и не следует стремиться узнать это, так как предвидение принесет нам преждевременные страдания, довольно для каждого дня своей заботы. Однако вообще мы должны ожидать страданий, это принесет нам пользу, когда они наступят, мы тогда сможем сказать: «Это всего лишь то, что мы и ожидали, это те издержки, которые мы, сев, предварительно вычислили».
[2] Готовность Христа к страданиям; Он не побежал от них, а вышел к ним навстречу и протянул руку, чтобы взять эту горькую чашу. Когда народ силой попытался возложить на голову Его венец и предложил Ему сделаться царем в Галилее, Он удалился и скрылся от них (Ин 6:15); когда же за Ним пришли, чтобы отвести Его на крест, Он Сам предал Себя им, ибо Он приходил в этот мир для того, чтобы пострадать, и теперь отходил в иной мир для того, чтобы царствовать. Это не дает нам права без необходимости ставить себя под удар, ибо мы не знаем, когда придет наш час, но когда не находится никакого иного способа избежать страданий, кроме греховного, то мы призваны страдать; и когда этот час придет, ни на что не будем взирать, ибо страдания не могут повредить нам.
(2) Он ответил им совершенно спокойно и мягко, когда они объявили Ему, Кого они ищут, ст. 5. Они сказали: «Иисуса из Назарета», а Он сказал: «Это Я».
[1] по-видимому, глаза их были удержаны, так что они не узнали Его. В высшей степени вероятно, что многие воины этой римской когорты и, по крайней мере, служители храма часто ходили увидеть Его, хотя бы с той только целью, чтобы удовлетворить свое любопытство; и уж во всяком случае Иуда достаточно хорошо знал Его, и тем не менее никто из них не мог сказать: «Ты есть Тот, Которого мы ищем». Этим самым Он показал им, как бессмысленно было с их стороны брать с собой светильники, чтобы разглядеть Его, ибо Он мог сделать так, чтобы они, видя Его, не узнали, Кто это; и тем самым Он показал нам, как легко Он может расстраивать советы Своих врагов и приводить их в замешательство, когда они хотят причинить Ему зло.
[2] Они искали Христа под именем Иисуса из Назарета, так как знали Его только под таким титулом, и, вероятно, именно так Он был назван в приказе о Его задержании. Это унизительное прозвище было дано Ему с целью затмить очевидность того, что Он Мессия. Ясно, что Его гонители не знали, откуда Он, ибо если бы они знали это, то вероятно, не преследовали бы Его.
[3] Он прямо отвечает им: «Это Я». Он не воспользовался Своим преимуществом против них, их слепотой, как сделал это Елисей против сириян, сказав им: «Это не та дорога и не тот город...»; напротив, Он использует это обстоятельство как возможность показать Свою готовность пострадать. Хотя они и назвали Его Иисусом из Назарета, тем не менее Он отозвался на это имя, ибо пренебрег посрамлением. Он мог бы сказать: «Это не Я», ибо Он был Иисусом из Вифлеема, но Он никак не хотел прибегать к уклончивому ответу. Этим Он учит нас признавать Его перед людьми, чего бы нам это ни стоило, и не стыдиться ни Его Самого, ни Его слов, но даже в трудные времена исповедовать Христа распятого и мужественно сражаться под Его знаменем. Это Я, Ἐγώ εἰμι, — Я есмь. Это славное имя благословенного Бога (Исх 3:14), и благословенный Иисус справедливо присваивает его Себе.
[4] Особо отмечается (отдельной фразой) тот факт, что стоял с ними и Иуда. Тот, кто когда-то стоял рядом с последователями Христа, теперь стоял рядом с теми, кто выступал против Него. Это характеризует отступника: им является тот, кто переходит на другую сторону. Он объединяется с теми, с кем всегда было его сердце, и с ними он разделит одну и ту же участь в Судный день. Упоминание об Иуде сделано здесь с той целью, чтобы:
Во-первых, показать бесстыдство Иуды. Можно только подивиться тому, где он набрался такой дерзости, с какой теперь взирал на своего Учителя и при этом нисколько не стыдился и не краснел; сатана, вошедший в его сердце, сделал его лоб, как лоб блудницы.
Во-вторых, показать, что сила, вышедшая со словами Это Я с целью поразить противника, была, в частности, направлена против Иуды. Это была стрела, пущенная в совесть изменника и задевшая его за живое. Пришествие Христа и Его глас повергнут отступников и предателей в больший ужас, нежели грешников любой другой категории.
2. Посмотрите, как Он устрашил Своих противников и вынудил их отступить (ст. 6): они отступили назад и пали на землю, как бы пораженные внезапным ударом грома. по-видимому, они упали не вперед, как делают смиряющиеся перед Ним и покоряющиеся Ему, а назад, как упорствующие на своем. Таким образом, даже тогда, когда Христа попирали, как червя, а не человека, Он явил Себя, что был более, чем простой человек. Слова Это Я привели Его учеников в чувство и придали им храбрости (Мф 14:27), и эти же слова сразили наповал Его врагов. Этим Он ясно показал:
(1) Что Он мог бы сделать с ними. Он заставил их упасть, хотя мог бы сразить насмерть; Он поверг их Своим словом на землю, но мог бы тем же самым словом отправить их кратчайшим путем в ад, как было со скопищем Корея. Однако Он не захотел это сделать, потому что:
[1] Приблизился час Его страданий и Он не хотел отменять его; Он хотел только показать, что Его жизнь не отбиралась у Него силой, но Он Сам отдавал ее, как сказал.
[2] Он хотел показать пример терпения по отношению к худшим из людей и пример сострадающей любви даже к собственным врагам. Повергнув их на землю, но не более, Он таким образом призвал их к покаянию и дал им возможность для этого; однако сердца их были ожесточены, и все оказалось напрасно.
(2) Что Он в конце концов сделает со всеми Своими непримиримыми врагами, если они не вразумятся, чтобы воздать Ему славу: они побегут, они падут перед Ним. Ныне исполнилось место Писания: Ты обратишь их назад (Пс 20:13, англ. текст), а также Пс 19:9. И оно еще неоднократно будет исполняться: ...беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих... (2Фес 2:8; Откр 19:21). Quid judicaturus faciet, qui judicandus hoc facit? — Что он будет делать, когда Он придет судить, увидев, что он наделал, когда Он приходил, чтобы быть судимым? (Августин, Augustine).
IV. Дав отпор Своим врагам, Он защищает Своих друзей, делая это также посредством Своего слова (ст. 7−9); заметим здесь:
1. Как Он снова подвергает Себя ярости врагов, ст. 7. Они не долго лежали на том месте, где упали, но вновь поднялись по дозволению Божьему; только в загробном мире суды Божьи остаются в силе навеки. Казалось бы, Христос мог скрыться, пока они лежали на земле, а когда они встали, то можно было бы ожидать, что они оставят свои намерения, однако мы по-прежнему находим, что:
(1) Они с таким же рвением, что и прежде, желают схватить Его. С некоторым смущением и волнением оправляются они от своего падения; они не могут сообразить, что с ними случилось, почему они не смогли удержать равновесие, но готовы приписать это чему угодно, только не силе Христа.
Примечание: есть сердца, настолько ожесточившиеся в грехе, что уже ничто не действует на них, они неисправимы.
(2) Он так же, как и прежде, готов к тому, чтобы Его схватили. Когда они упали перед Ним, Он не стал их оскорблять, но, видя их недоумение, задал им тот же самый вопрос: «Кого ищете?» А они дали Ему тот же самый ответ: «Иисуса из Назарета». Повторяя Свой вопрос, Он, по-видимому, желал сильнее коснуться их совести: «Неужели вы не знаете, Кого ищете? Неужели вы не сознаете своего заблуждения и все еще хотите помериться силами с вашим противником? Разве вы мало получили, что снова рветесь в бой? Разве кто-либо когда-либо преуспевал, ожесточая свое сердце против Бога?» Повторив свой ответ, они выказали тем самым свое упорство в следовании путем нечестия; они называют Его по-прежнему Иисусом из Назарета, с таким же пренебрежением, что и прежде, и Иуда оказывается таким же непреклонным, как и все они. Посему будем опасаться, чтобы вследствие нескольких смелых шагов на греховном пути не ожесточились сердца наши.
2. Как Он ограждает Своих учеников от ярости врагов. Он использует Свое преимущество против них в целях защиты Своих последователей: проявив мужество в отношении Себя Самого в словах: «Я сказал вам, что это Я», Он в то же время проявляет попечение о Своих учениках: «...оставьте их, пусть идут...» Это было повеление, а не заключение договора с ними, ибо они были оставлены на милость Его, а не Он — на милость их. Он указывает им, как власть имеющий: «Оставьте их, пусть идут; если вы будете приставать к ним, это будет вам на погибель». То, что Христос дал ученикам этот пропуск, или гарантию защиты, а у них, несмотря на это, не оказалось достаточно веры и мужества для того, чтобы положиться на него, но вместо этого они прибегли к низким и жалким способам для сохранения своей жизни, отягчило грех учеников, оставивших Его, и особенно грех Петра, отрекшегося от Него. Когда Христос сказал: «...оставьте их, пусть идут...», Он тем самым намеревался:
(1) Явить Свое нежное попечение о Своих учениках. Ставя Себя под удар, Он позволяет им уйти от него, потому что они еще были не готовы принять страдания; их вера была слабой, в них не было высокого духа, заставить их страдать сейчас означало бы заплатить слишком дорого — цену их душ, цену жизни их душ. Новое вино нельзя вливать в ветхие мехи. И кроме того, им предстояло еще совершить труд; сейчас они должны были уйти, чтобы потом пойти по всему миру и проповедовать Евангелие. Не повреди их, ибо в них благословение. Здесь:
[1] Христос ободряет нас в следовании за Ним: хотя Он и предопределил нам страдания, тем не менее Он принимает во внимание наш состав, мудро рассчитывает время, когда возложить на нас крест, соразмеряет его с нашими силами и избавляет благочестивых от искушения, либо предотвращая его, либо благополучно проведя через него.
[2] Он дает нам добрый пример любви к нашим братьям и заботы об их благополучии. Мы не должны заботиться о покое и безопасности только для себя, но в равной мере должны считаться с покоем и безопасностью других людей, а в каких-то случаях даже ставить их интересы выше наших собственных. Великодушная и героическая любовь сделает нас способными полагать души свои за братьев, 1Ин 3:16.
(2) Он хотел дать нам образец Своего поручительства как Посредника. Отдавая Себя на страдание и смерть, Он делал это для того, чтобы мы избежали того и другого. Он был нашим ἀντίψυχος — страдальцем вместо нас; сказав: «Вот, иду...», Он сказал также: «...оставьте их, пусть идут...» Это было нечто подобное жертвоприношению овна вместо Исаака.
3. Этим самым Он подтвердил слово, сказанное Им незадолго перед этим (Ин 17:12): «Из тех, которых Ты Мне дал, Я не погубил никого». Исполнив это слово в частности, Христос дал гарантию того, что оно будет исполнено и в общем, причем не только в жизни тех, кто теперь был с Ним, но и в жизни всех верующих в Него по слову их. Хотя под соблюдением их Христос, главным образом, понимал сохранение их душ от греха и отступления, тем не менее здесь этот текст следует понимать и в смысле сохранения их физической жизни, и это очень верное понимание, ибо даже тело является предметом заботы и попечения Христа; Он должен воскресить его в последний день и потому должен сохранить его точно так же, как дух и душу, 1Фес 5:23; 2Тим 4:17−18. Христос сохраняет физическую жизнь ради того служения, для которого она предназначена; она отдается Ему, чтобы быть употребленной для Него, и Он не останется без ее служения, но возвеличится в ней, будь то в жизни или в смерти; она будет продолжаться до тех пор, пока будет приносить хотя какую-нибудь пользу. Свидетели Христа не умрут до тех пор, пока не окончат своего свидетельства. Однако это еще не все; сохранение учеников было по своей сути духовным сохранением. Сейчас они были такими слабыми в вере и такими нерешительными, что, услышав призыв пострадать в данный момент, они, по всей вероятности, посрамили бы и самих себя, и своего Учителя, а некоторые из них, по крайней мере, наиболее слабые, и вовсе погибли бы. Поэтому, чтобы не погубить никого, Он не захотел ставить их под удар. Сохранность и безопасность святых обеспечиваются не только тем, что Божественная благодать дарует силу, соответственную испытанию, но и тем, что Божественное провидение посылает испытание по силам.
V. Обеспечив безопасность Своих учеников, Христос порицает опрометчивость одного из них и подавляет ярость Своих последователей, как перед этим отразил ярость Своих гонителей, ст. 10−11. Здесь мы находим:
1. Опрометчивость Петра. У него был меч; едва ли он постоянно носил его при себе, подобно дворянину, но у них было два меча на всех (Лк 22:38), и Петр, которому был вверен один из них, извлек его, ибо решил, что теперь (когда же еще, если не теперь) настало самое время воспользоваться им. Он ударил первосвященнического раба (который, вероятно, проявлял чрезмерную активность), стремясь по-видимому, рассечь ему голову, но промахнулся и только отсек ему правое ухо. Для большей убедительности повествования указывается имя раба, его звали Малх, или Маллух, Неем 10:4.
(1) Здесь мы должны признать, что у Петра было доброе намерение: в нем пробудилась искренняя ревность к своему Учителю, хотя и неверно направленная в данный момент. Не так давно он пообещал положить жизнь свою за Него, и теперь ему хотелось доказать верность данному им слову. Вероятно, вид Иуды, возглавлявшего эту банду, возмутил Петра; его подлость возбудила в нем смелость, и я удивляюсь тому, что он не направил меч, извлеченный им на голову предателя.
(2) Однако мы должны также признать, что поступок Петра был злым; хотя его доброе намерение и извиняло его, тем не менее оно его не оправдывало.
[1] Он не получал от своего Учителя разрешения сделать то, что он сделал. Воины Христа должны дожидаться команды, а не опережать ее; прежде чем подвергнуть себя страданиям, они должны убедиться не только в том, что их дело правое, но и в том, что имеют ясный призыв к этому.
[2] Он превысил свои полномочия и воспротивился существующей власти, чего Христос никогда не одобрял, но, напротив, запрещал (Мф 5:39): не противься злому.
[3] Он воспротивился страданиям своего Учителя и хотя однажды уже получил за это упрек, тем не менее готов снова сказать: «Будь милостив к Себе, Господи! да не будет страдания с Тобою!» И это несмотря на то, что Христос говорил ему, что Ему должно пострадать, и что Он пострадает, и что ныне пришел час Его. Так, воинствуя, казалось бы, за Христа, он воинствовал в действительности против Него.
[4] Он помешал той капитуляции, которую его Учитель только что объявил Своим врагам. Когда Он сказал: «...оставьте их, пусть идут...», Он таким образом не только позаботился об их безопасности, но и гарантировал их благонравие, что они должны мирно разойтись. Петр слышал это и, однако же, не подчинился сказанному. Мы можем оказаться повинны как в греховной трусости, когда слышим призыв к наступлению, так и в греховной смелости, когда слышим призыв отступать.
[5] Он безрассудно навлек на себя самого и на своих товарищей-учеников гнев этой разъяренной толпы. Если бы вместо уха он отсек Малху голову, то, можно предположить, воины набросились бы на всех учеников и изрубили бы их в куски, а Христа изобразили бы в глазах общественности ничем не лучше Вараввы. Так, многие оказались виновными в собственной гибели по причине чрезмерной ревности о собственной сохранности.
[6] Петр так скоро после этого показал себя трусом (отрекшись от своего Учителя), что мы вправе предположить, что он не сделал бы этого, если бы не увидел, как его Учитель заставил их пасть на землю, после чего он вполне мог бы с ними расправиться. Когда же он увидел, что, несмотря на это, Учитель покорился, мужество покинуло его, в то время как истинный герой-христианин выступает за дело Христа не только тогда, когда оно одерживает верх, но и тогда, когда оно, кажется, терпит поражение; он будет стоять на правой стороне, даже если она не одерживает верха.
(3) Мы должны признать, что всем управляло Божье провидение, оно направило удар так, чтобы не причинить большего вреда, чем отсечение уха (что не столько покалечило раба, сколько поставило на нем отметину), а также дало Христу возможность явить Свое могущество и благость в исцелении увечья, Лк 22:51. В результате, то, что грозило обратиться в укор Христу, послужило поводом для чрезвычайного прославления Его даже в окружении Его противников.
2. Запрет, данный Петру его Учителем (ст. 11): «Вложи меч в ножны...» Это был нежный упрек, потому что ревность вынудила его выйти за рамки благоразумия. Христос не усугубил его проступка, а только повелел ему не делать того больше. Многие считают, что если они находятся в горе и несчастье, то это может извинить их горячность и опрометчивость в отношениях с окружающими; однако Христос подает нам здесь пример того, как можно с кротостью переносить страдания. Петру надлежало вложить меч в ножны, ибо ему будет вскоре вручен меч духовный — оружие воинствования не плотское, но тем не менее сильное. Повергнув на землю Своих противников словом, Христос показал тем самым Петру, как ему следует вооружаться словом, которое живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого, и немного времени спустя он сразил насмерть этим мечем Ананию и Сапфиру, так что они пали к его ногам.
3. Основание для этого запрета: «...неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?» Матфей приводит иное основание для данного Христом запрета, но Иоанн оставляет то, которое упустил первый евангелист и в котором Христос дает нам:
(1) Доказательство Своей полной покорности воле Отца. Из всего того, что было неверным в поступке Петра, Его, как видно, ничто так не огорчало, как то, что он хотел помешать Его страданиям теперь, когда пришел час Его: «Петр, неужели ты хочешь встать между чашей и Моими устами? Отойди от Меня, сатана». Если Христу было определено пострадать и умереть, то противление этому со стороны Петра, словом или делом, было проявлением надменности: неужели Мне не пить чаши? Манера выражения свидетельствует об определенной решимости и о том, что Он не допускал даже и мысли об обратном. Он был готов пить эту чашу, несмотря на то что она была чашей горькой, напитком из полыни и желчи, чашей ужаса, чашей кровавой, дрожжами из чаши ярости Господней, Ис 51:22. Он пил ее для того, чтобы нам вручить чашу спасения, чашу утешения, чашу благословения; и Он готов пить ее потому, что Отец Его подал ее в руку Его. Если того желал Его Отец, значит так было лучше, поэтому пусть так и будет.
(2) Прекрасный образец того, как нам следует покоряться воле Божьей во всем, что касается нас. Мы должны приобщаться к Христу, принимая ту чашу, которую пил Он (Мф 20:23), и убеждать себя к полной покорности.
[1] Это всего лишь чаша, нечто совсем незначительное в сравнении с другими предметами, поэтому пусть она будет тем, что она есть. Это не море, Красное или Мертвое, ибо это еще не ад; она легкая и кратковременная.
[2] Это чаша дается нам; страдания суть дары.
[3] Она дается нам Отцом, Который имеет авторитет Отца и не поступит с нами неправильно, Который любит нас любовью Отца и не причинит нам вреда.
VI. Совершенно примирившись с Божьим промыслом, Он спокойно сдался в их руки и сделался узником не потому, что не мог избежать уз, а потому, что не желал этого делать. Казалось бы, исцеление уха Малха должно было смягчить их, однако ничто не могло повлиять на них. Maledictus furor, quem nec majestast miraculi nec pietas beneficii confringere potuit — Проклятая ярость, которую не могло унять величие этого чуда и не могла умиротворить нежность этой благости (Ансельм, Anselm). Заметьте:
1. Как они схватили Его: Тогда... взяли Иисуса... Лишь немногие наложили на Него руки, но вина за это легла на всех, ибо все они помогали и содействовали в этом деле. В измене не бывает соучастников, все являются основными преступниками. Так исполнилось Писание: Множество тельцов обступили меня (Пс 21:13); Окружили меня, как пчелы (Пс 117:12). Дыхание жизни нашей... пойман в ямы их (Плач 4:20). Им так часто не удавалось схватить Его, что теперь, когда Он оказался в их руках, они, по-видимому, набросились на Него с тем большей жестокостью.
2. Как они усмирили Его: ...и связали Его... Только этот евангелист отмечает эту деталь Его страданий — как только Он был взят, Его связали, связали руки и надели на них наручники. По преданию, «Его вязали с такой жестокостью, что с кончиков Его пальцев сочилась кровь, а связав Ему сзади руки, набросили на шею Ему железную цепь и потащили Его за нее» (см. Gerhard. Harm. cap. 5).
(1) Это показывает, какими злобными были Его гонители. Они связали Его для того:
[1] Чтобы измучить Его и причинить Ему боль, как некогда связали Самсона для того, чтобы причинить ему страдания.
[2] Чтобы обесчестить и опозорить Его; вязать было принято рабов, так точно поступили и со Христом, хотя Он был свободнорожденным.
[3] Чтобы предотвратить Его побег, так как Иуда велел им крепко держать Его. Посмотрите на их безрассудство: они помыслили связать по рукам и ногам силу, которая только что показала свое всемогущество.
[4] Они связали Его как уже осужденного, ибо они были полны решимости приговорить Его к смерти и были уверены в том, что Он умрет смертью подлого, то есть смертью злодея, руки которого связывают, 2Цар 3:33−34. Христос же связал совести Своих гонителей силой Своего слова, что сильно разозлило их, и, чтобы отомстить Ему, они наложили на Него эти узы.
(2) Узы, наложенные на Христа, полны большого значения; как и многое другое в Его жизни, они заключали в себе тайну.
[1] Прежде чем они связали Его, Он Сам Себя связал, предприняв дело и служение Посредника. Он уже был привязан к рогам жертвенника вервями Своей любви к человеку и Своего долга перед Отцом, иначе их веревки не удержали бы Его.
[2] Мы содержались в узах собственных беззаконий (Притч 5:22) и несли на себе ярмо беззаконий наших, Плач 1:14. Вина — оковы души, которыми мы окованы до суда Божьего; наша ветхая природа — тоже оковы души, в которых мы содержимся под властью сатаны. Сделавшись грехом за нас, чтобы освободить нас от этих оков, Христос Сам дал связать Себя за нас, в противном случае мы были бы связаны по рукам и ногам и содержались бы в узах мрака. Его узам мы обязаны нашей свободой, Его заключение в них было нашим освобождением; именно так Сын сделал нас свободными.
[3] В этом исполнились прообразы и пророчества Ветхого Завета. Исаак был связан, чтобы быть принесенным в жертву; Иосиф был связан, в железо вошла душа его, для того чтобы он мог выйти из темницы на царство, Пс 104:18 и далее. Самсон был связан для того, чтобы при смерти своей умертвить филистимлян более, нежели сколько умертвил он в жизни своей. И о Мессии было предсказано, что Он будет узником, Ис 53:8.
[4] Христос был связан для того, чтобы связать нас долгом послушания. Его узы за нас — это узы, возложенные на нас, обязывающие нас навсегда любить Его и служить Ему. Приветствие Павлово, обращенное к его друзьям, есть приветствие Христово, обращенное ко всем нам: «Помните мои узы (Кол 4:18), помните их как связавшие вас с Ним, чтобы вы отстранились от всякого греха и приобщились ко всякому долгу».
[5] Узы Христа за нас предназначены для того, чтобы облегчить наши узы за Него, если мы будем когда-нибудь призваны пострадать ради Него, чтобы освятить их и сделать сладостными, чтобы прославить их; они сделали Павла и Силу, ноги которых были забиты в колоду, способными петь, а Игнатия — способным назвать свои узы за Христа духовными жемчужинами (см. его Epist. ad Ephes.).
Стихи 13−27. Здесь описывается расследование дела Христа на суде у первосвященника и некоторые связанные с ним обстоятельства, выпущенные из рассмотрения другими евангелистами, а также отречение Петра, историю которого другие евангелисты изложили в виде отдельного рассказа, здесь же она тесно переплетается с описанием других событий. Поскольку преступление, в котором Он обвинялся, имело отношение к религии, то судьи духовного судилища расценили его как относящееся непосредственно к их юрисдикции. Он был схвачен как иудеями, так и язычниками, и потому и иудеи, и язычники расследовали Его дело и вынесли Ему приговор, ибо Он умер за грехи как тех, так и других. Давайте прочитаем эту историю в том порядке, в котором она излагается.
I. Схватив Его, они отвели Его сперва к Анне, прежде чем представить Его на суд, заседавший в ожидании Его в доме Каиафы, ст. 13.
1. Они отвели Его; они вели Его с триумфом, как трофей своей победы, вели, как ведут овцу на заклание, и провели через Овечьи ворота, о которых говорится в Неем 3:1, ибо через них вела дорога с горы Елеонской в Иерусалим. Они грубо подталкивали Его, как если бы Он был худшим и злейшим из всех преступников. Мы были водимы нашими неудержимыми похотями, были уловлены сатаной в его волю, и для того чтобы избавить нас, Христос был веден, как бы уловленный прислужниками и орудиями сатаны.
2. Они отвели Его к своим господам, пославшим их. Было уже около полуночи и следовало ожидать, что они посадят Его под стражу (Лев 24:12), отведут в какую-нибудь темницу до предусмотренного законом времени созыва суда. Однако Его поспешно отвели, не к мировым судьям, чтобы передать Его на их рассмотрение, а к тем судьям, которые должны были осудить Его. С такой стремительностью совершалось это расследование, отчасти потому, что они опасались насильственного освобождения Его, и не только не хотели оставлять времени для этого, но и старались воспрепятствовать этому путем запугивания; а отчасти потому, что жаждали крови Христа, подобно тому как орел стремится на добычу.
3. Они повели Его сперва к Анне. Вероятно, его дом находился на пути, которым они шли, и им удобно было зайти в него, чтобы передохнуть и, как считают некоторые, получить плату за службу. По моим предположениям, Анна был стар и болен и не мог вместе с остальными присутствовать на заседании совета в ночное время, и тем не менее он сильно желал видеть жертву. Желая обнадежить его заверением в своем успехе (чтобы старику лучше спалось) и получить от него благословение, они ставят перед ним своего узника. Печально видеть старых и больных людей, которые, будучи уже не в состоянии творить грех так как прежде, радуются, видя, как другие творят его. Др. Лайтфут (Lightfoot) считает, что Анна не присутствовал на том совете, потому что рано утром следующего дня должен был служить в храме, проверять, не было ли порока на жертвах, которые должны были приноситься в тот день; если это действительно было так, то весьма знаменательно то, что Христос, эта великая жертва, был представлен ему и уведен от него связанным как одобренный им и приготовленный для жертвоприношения.
4. Анна был тестем первосвященника Каиафы; эта родственная связь между ними, основанная на брачном союзе, объясняет либо то, почему Каиафа удостоил Анну чести первым увидеть узника, либо то, почему Анна с готовностью поддержал Каиафу в том деле, которым так сильно было занято его сердце.
Примечание: знакомство и союз с нечестивыми людьми служат большой поддержкой для многих на их нечестивых путях.
II. Анна их долго не задерживал, поскольку в равной со всеми ними мере желал скорейшего начала судебного разбирательства, и потому отослал Его связанного к Каиафе либо в его дом, где была назначена по этому поводу встреча членов синедриона, либо в обычное место в храме, где первосвященник производил свой суд; об этом сообщается в ст. 24. Однако наши переводчики замечают на полях, что слова Анна послал Его должны быть помещены и, следовательно, прочитаны здесь. Заметьте здесь:
1. Власть Каиафы, ст. 13. Он был на тот год первосвященником. Служение первосвященника было пожизненным, однако в то время, благодаря симоническим проискам честолюбивых людей, смена на этой должности происходила так часто, что она стала почти годовой, как предзнаменование ее скорого конца: пока они подсиживали друг друга, Бог сверг их всех, чтобы мог прийти Тот, Кому принадлежало это право. Каиафа был первосвященником в тот самый год, когда должен был быть предан смерти Мессия; это означает, что:
(1) Когда, по предведению Божьему, рукой первосвященника должно было совершиться нечестивое дело, Провидение распорядилось таким образом, чтобы на тот момент в этой должности оказался нечестивый человек.
(2) Когда Богу угодно было показать, до какой степени может быть испорчено сердце нечестивого человека, Он ставит его у власти, чтобы он испытал искушение и имел возможность употребить ее. На погибель себе Каиафа был на тот год первосвященником, став инициатором казни Христа. Для многих людей продвижение по службе обошлось им потерей доброй репутации, они не были бы обесчещены, если бы не оказались на высоте.
2. Злобу Каиафы (ст. 14), отмеченную путем повторения того, что он сказал незадолго перед этим, а именно: что лучше одному человеку умереть за народ, будь он прав или неправ, виновен или невиновен. Эти слова относятся к истории, записанной в Ин 11:50, здесь же они упоминаются, с тем чтобы показать:
(1) Каким нечестивым человеком был этот Каиафа, он и в личной жизни, и в церковных вопросах руководствовался не принципами справедливости, а законами политики.
(2) Какое плохое обращение, вероятно, ожидало Христа на суде у этого человека, если Его дело было предрешено еще до того, как было заслушано, и они уже твердо знали, как с Ним следовало поступить — Он должен умереть; суд над Ним затевался лишь как посмешище. Таким образом, враги Евангелия Христа твердо решают всеми правдами и неправдами уничтожить его.
(3) Это есть свидетельство о невиновности нашего Господа Иисуса, прозвучавшее из уст одного из Его злейших врагов, который признал, что Он приносится в жертву общественному благополучию и что Его смерть продиктована отнюдь не требованием справедливости, а лишь тем, что лучше.
3. Соучастие Анны в судебном преследовании Христа. Он разделил общую вину:
(1) Вместе со служителями и их предводителем, связавшими Его без суда и милости, ибо он одобрил эти их действия, оставив Его связанным, в то время как Ему следовало развязать Его, поскольку Он не был признан виновным ни в каком преступлении, да и попытки бежать с Его стороны замечено не было. Если мы не делаем того, что в наших силах, для исправления того, что наделали другие, то в таком случае мы становимся ex post facto — косвенными соучастниками преступления. Действия грубых солдат, связавших Его, были более извинительными, нежели действия Анны, продолжавшего держать Его связанным, несмотря на то что его познания в этом вопросе были гораздо более обширными.
(2) Вместе с первосвященником и советом, которые осудили Его и приговорили к смерти. Хотя Анна не присутствовал вместе с ними на совещании, однако со своей стороны он пожелал им успеха и таким образом сделался соучастником в злых делах их.
III. Попав в дом Каиафы, Симон Петр начал отрекаться от своего Учителя, ст. 15−18.
1. Петр с большими затруднениями попадает во двор, в котором заседал суд, о чем говорится в ст. 15−16. Здесь можно заметить:
(1) Доброту Петра по отношению к Христу (хотя она оказалась отнюдь не добротой), проявленную в том, что:
[1] Он следовал за Иисусом, когда Его вели; хотя вначале он и побежал вместе с остальными, но потом нашел в себе некоторое мужество и последовал за Ним, держась на некотором расстоянии и заставляя себя вспомнить данное им обещание оставаться верным Ему, чего бы ему это ни стоило. Тем, кто следовал за Христом, когда Ему воздавали почести, когда народ осыпал Его возгласами Осанна, и разделял с Ним все эти почести, должно было следовать за Ним и теперь, когда на Него сыпались обвинения, и разделить их с Ним. Те, кто поистине любит и ценит Христа, идут за Ним в любую погоду и в любом направлении.
[2] Когда он не смог проникнуть туда, где находился окруженный врагами Иисус, то стоял вне за дверями, желая быть как можно ближе к Нему и ожидая возможности еще более приблизиться. Так и нам следует проявлять доброе расположение к Христу, когда в следовании за Ним мы сталкиваемся с противодействием. Однако доброта Петра оказалась не истинной, потому что в нем не нашлось достаточно силы и мужества сохранить ее до конца, и в результате, как открылось впоследствии, он лишь попался в ловушку. Даже его следование за Христом, если учесть все, заслуживало порицания, потому что Христос, Который знал его лучше, нежели он сам себя, ясно сказал ему (Ин 13:36): «Куда Я иду, ты не можешь теперь за Мною идти», и неоднократно предупреждал его, что он отречется от Него. Да и сам он только что имел возможность убедиться в собственной слабости, когда оставил Его.
Примечание: мы должны остерегаться искушать Бога, отваживаясь на подвиги, превосходящие наши силы, и рискуя зайти слишком далеко на пути страдания. Если мы ясно слышим в себе призыв идти навстречу опасности, то мы можем надеяться на то, что Бог сделает нас способными прославить Его; но если такого призыва мы не слышим, то нам следует остерегаться того, что Бог может предать нас на посрамление.
(2) Доброе дело, сделанное другим учеником для Петра, которое тоже оказалось отнюдь не добрым, как выяснилось впоследствии. Св. Иоанн несколько раз называет себя в этом Евангелии другим учеником, поэтому многие толкователи склонились к необоснованному выводу о том, что этим другим учеником был Иоанн. Следствием этого явились многочисленные предположения о том, каким образом он стал известен первосвященнику; propter generis nobilitatem — будучи знатного происхождения (пишет Иероним, Jerome; см. его Epitaph. Marcel), как если бы он родился в семействе более благородном, нежели его брат Иаков, тогда как оба они были сыновьями одного и того же рыболова по имени Зеведей. Одни поведают вам о том, что он продал свое имение первосвященнику, а другие — о том, что он продовольствовал его семью рыбой; но оба эти предположения крайне невероятны. Я же не вижу никакого основания считать, что этим другим учеником был Иоанн или один из двенадцати; у Христа были и другие овцы, не сего двора, и вполне возможно, что этим другим учеником был, как сказано в арамейском переводе, unus ex discipulis aliis — один из других учеников, которые верили в Иисуса, но жили в Иерусалиме и оставались на своих постах. Может быть, это был Иосиф из Аримафеи или Никодим, оба известные первосвященнику, но в то же самое время не известные ему как ученики Христа.
Примечание: как многие кажутся учениками, но таковыми не являются, так многие, являющиеся учениками, не кажутся таковыми. Добрые люди скрываются не только в толпе простолюдинов, но и при дворах знати, даже при дворе Нерона. Мы не должны делать заключения о человеке, что он не может быть другом Христа, только потому, что он знаком и общается с теми, о ком точно известно, что они Его враги. Итак:
[1] Этот другой ученик, кто бы он ни был, услужил Петру тем, что ввел его во двор, желая тем самым не только удовлетворить его любопытство и вознаградить его привязанность, но и дать ему возможность послужить своему Учителю на суде, если такой случай представится. Те, кто испытывает поистине доброе расположение к Христу и Его путям, хотя их истинные настроения могут оставаться не раскрытыми, а обстоятельства могут вынуждать их вести себя осторожно и скрываться, тем не менее, если их вера является искренней, они обнаружат свои сердечные наклонности, когда услышат к этому призыв, и проявят готовность оказать открытому ученику добрую услугу. Возможно, Петр когда-то познакомил этого ученика со Христом, и теперь он отвечает ему на это благодарностью, не стыдясь открыто признать свое знакомство с ним, несмотря на то что вид его в данный момент был, по-видимому, жалким и несчастным.
[2] Однако и это добро оказалось отнюдь не добром, а даже напротив, великим злом; введя Петра во двор первосвященнический, он ввел его в искушение, и последствия были ужасны.
Примечание: любезность наших друзей часто оказывается для нас ловушкой по причине ложного направления их любви.
2. Переступив порог, Петр тут же подвергся атаке искушения и был побежден им, ст. 17. Заметьте:
(1) Какой слабой была эта атака. Простая служанка, выполнявшая такую незначительную роль (она была придверницей), окликнула его и небрежно спросила: «И ты не из учеников ли Этого Человека?» Она заподозрила в нем ученика Христа, вероятно, по его застенчивому виду и по тому, с какой робостью он вошел во двор. Мы могли бы гораздо лучше поддержать доброе дело, если бы действовали смело и держались стойко. У Петра было бы основание для страха, если бы Малх набросился на него со словами: «Вот кто отсек мне ухо, а я за это отсеку ему голову». Но когда служанка спросила его только: «Ты не один ли из них?», он мог бы без всякого страха ответить на это: «А что если и так?» Предположим, что слуги высмеяли бы и оскорбили бы его за это; те, кто не может перенести это ради Христа, едва ли смогут перенести что-то большее; это ведь всего лишь бег с пешими.
(2) Какой скорой была капитуляция. Не тратя времени на то, чтобы собраться с мыслями, он поспешно ответил: «Нет». Если бы он был смелым, как лев, то ответил бы: «Это честь для меня, что я являюсь им». Или если бы он был мудрым, как змея, то промолчал бы на этот раз, ибо это было злое время. Но поскольку все его заботы были сосредоточены на собственной безопасности, то он решил, что не сможет обеспечить ее иначе, как только путем решительного отречения: «Нет». Он не только отрицает сам факт, но делает это небрежно, с презрением относится к словам служанки.
(3) Однако, впав в искушение, он на этом не останавливается: Между тем рабы и служители... стояли... Петр также стоял с ними... (ст. 18).
[1] Посмотрите, как высоко думали о себе эти рабы; так как ночь была холодная, они развели во дворе огонь, не для своих господ (те были настолько заняты преследованием Христа, что забыли о холоде), а для самих себя, чтобы погреться. Их нисколько не беспокоило, что стало со Христом, они были озабочены только тем, как бы сесть и погреться, Ам 6:6.
[2] Посмотрите, как Петр примкнул к ним и стал, как один из них. Он сидел и грелся.
Во-первых, и без того уже весьма прескверно было, что он не сопровождал своего Учителя и не выступал в Его защиту в парадной части двора, где теперь расследовалось Его дело. Он мог бы выступить в качестве Его свидетеля и противостать лжесвидетелям, которые клялись против Него, если бы его Учитель призвал его к этому; по крайней мере, он мог бы стать свидетелем происходящего, чтобы заметить все подробности и потом передать об этом другим ученикам, ни один из которых не был в состоянии попасть на слушание Его дела. Он также мог бы на примере своего Учителя научиться тому, как следует держаться, когда наступит и его очередь пострадать таким образом. Однако ни его совесть, ни его любопытство не смогли заставить его прийти на суд, он оставался сидеть у костра, как если бы, подобно Галлиону, ни мало не беспокоился об этом. Но при всем этом мы имеем основание полагать, что его сердце было исполнено такой скорбью и такой глубокой озабоченностью, какие только могли в него вместиться, хотя у него и не было мужества признать это. Господи, не введи нас во искушение.
Во-вторых, еще хуже было то, что он пристал к тем, которые были врагами его Учителя: Петр также стоял с ними и грелся. Желание погреться едва ли извиняло его в том, что он примкнул к ним. Кто влеком любовью к доброму огню, того самая ничтожная вещь может увлечь в худое сообщество. Если бы ревность Петра к своему Учителю не остыла, а продолжала гореть, как она, казалось бы, горела всего несколько часов назад, то теперь у него не было бы повода греться у огня. Петр заслуживал серьезного порицания:
1. Потому что он присоединился к нечестивым людям и поддерживал с ними общение. Для них, несомненно, этот ночной поход был развлечением, они глумились над Христом, над тем, что Он говорил и что делал и торжествовали свою победу над Ним, но что могли дать Петру такие разговоры? Если он говорил то же, что и они, или же молчаливо соглашался с тем, что говорили они, то он участвовал в их грехе, если же нет, то подвергал себя опасности. Если у Петра не нашлось достаточно мужества для того, чтобы открыто встать на сторону своего Учителя, то, по крайней мере, он мог бы проявить достаточную преданность и удалиться в какое-нибудь укромное место, чтобы плакать там втайне о страданиях своего Учителя и о своем грехе, что оставил Его; если он не мог делать доброго, то мог хотя бы уклониться от зла. Лучше скрыться, нежели являться бесцельно или с дурным намерением.
2. Потому что он желал, чтобы его приняли за одного из них, чтобы не заподозрили в нем ученика Христа. Неужели это Петр? Как это противоречит молитве всякого доброго человека: Не погуби души моей с грешниками. То, что Саул во пророках, выглядит не так странно, как то, что Давид оказался среди филистимлян. Те, кто не хочет разделить участь развратителей в потустороннем мире, должны бояться сидеть в собрании развратителей теперь. Плохо греться с теми, с кем мы рискуем сгореть, Пс 110:4.
IV. В то время как Петр, друг Христа, начал отказываться от Него, первосвященник, враг Его, начинает обвинять Его, или, правильнее сказать, убеждает Его обвинить Самого Себя, ст. 19−21. Вначале они, по-видимому, попытались представить Его обольстителем народа, преподающим ложное учение, о чем и повествует этот евангелист; когда же эта попытка их не увенчалась успехом, они обвинили Его в богохульстве, о чем сообщают другие евангелисты, и поэтому здесь не упоминается об этом. Заметьте:
1. По каким статьям, или пунктам, велся допрос Христа (ст. 19): об учениках Его и об учении Его. Заметьте:
(1) Нарушение процедуры следствия; оно совершалось против всякого закона и всякой справедливости. Они арестовывают Его как преступника, и вот теперь, когда Он уже их узник, им нечего предъявить Ему в качестве обвинения — никакой жалобы не было, никакого обвинителя не оказалось; пришлось самому судье занять место обвинителя, а подсудимому — самому выступить свидетелем по собственному делу, и, вопреки здравому смыслу и требованиям справедливости, Его принуждают быть обвинителем Себя Самого.
(2) Умысел. Первосвященник же, поскольку он уже решил сам в себе, что Христа следует принести в жертву их злобе, под видом заботы об общественном благополучии, стал допрашивать Его по вопросам, касавшимся Его жизни. Он допрашивал Его:
[1] О Его учениках, чтобы обвинить Его в подстрекательстве к мятежу и представить Его как человека, представляющего опасность и для Римского правительства, и для Иудейской церкви. Он спросил Его, кто были Его ученики, сколько их было, откуда они происходили, как их звали и что они из себя представляли, намекая на то, что они предназначались стать воинами и составить в свое время грозную организацию. Некоторые полагают, что его вопрос об учениках звучал так: «А что теперь стало со всеми ними? Где они? Почему они не явились?» — и что они задали его с целью укорить Христа за трусость их, оставивших Его, и тем еще более усугубить Его скорбь. Знаменательно то, что призвание и признание Христом Своих учеников было первым предъявленным Ему обвинением, ибо за них Он посвящал Себя и страдал.
[2] О Его учении, чтобы обвинить Его в ереси и подвести под статью закона о лжепророках, Втор 13:9−10. Подобное дело могло быть рассмотрено только в этом суде (Втор 17:12), поэтому пророк не мог погибнуть вне Иерусалима, где этот суд заседал. Они не могли приписать Ему никакое лжеучение, но надеялись на то, что им удастся вытянуть из Него что-либо и извратить это к обвинению Его, сделать Его нарушителем за то или другое слово, Ис 29:21. Они ничего не сказали Ему относительно Его чудес, посредством которых Он сделал столько добра и разбил всякие сомнения относительно истинности Своего учения, потому что к ним, даже по их собственному убеждению, невозможно было придраться. Так противники Христа, усердно борясь против Его истины, упрямо закрывают глаза на ее доказательства и не обращают на них никакого внимания.
2. Апелляция Христа в ответ на эти расспросы.
(1) В отношении Своих учеников Он не сказал ничего, потому что этот вопрос не имел никакого отношения к делу; если Его учение было здравым и добрым, то иметь учеников, с целью передачи его, было самым обычным делом, которое практиковалось и дозволялось их же собственными учителями. Если же Каиафа, спросив Его о Его учениках, замыслил их изловить и причинить им зло, то Христос ничего не мог сказать о них из любви к ним, ибо Он повелел: «Оставьте их, пусть идут». Если же ему захотелось просто укорить Его за их трусость, то неудивительно, что Он ничего не сказал на это, ибо: Rudet haec opprobria nobis, Et dici potuisse, et non potuisse refelli — Краской заливается лицо, когда предъявляются обвинения, которые невозможно опровергнуть.
Он ничего не хотел говорить для осуждения их и ничего не мог сказать в оправдание их.
(2) В отношении Своего учения Он не сказал ничего конкретного, но в общем сослался на слышавших Его, представляя Себя не только Богу, но также и их совестям, ст. 20−21.
[1] Он без слов обвиняет Своих судей в противозаконном ведении дела. Он не злословит начальствующих в народе Своем, не говорит Он этим князьям: «Вы нечестивцы», но апеллирует к установленным правилам их же собственного судопроизводства: беспристрастны ли они в обращении с Ним? Подлинно ли правду говорите вы, судьи? (Пс 57:2); так и здесь: «Что спрашиваешь Меня?» Этот вопрос обнаруживает две нелепости их расследования.
Во-первых: «Что спрашиваешь Меня об учении Моем теперь, когда вы уже осудили его?» Они приняли решение об отлучении от синагоги всех тех, кто признавал Его (Ин 9:22), и издали распоряжение о Его задержании, и вдруг теперь спрашивают, что представляет собой Его учение! Так, Его осудили, не выслушав, как обычно поступают и теперь с Его учением и Его делом.
Во-вторых: «Что спрашиваешь Меня? Неужели Я должен обвинять Себя Самого, когда у вас нет никаких показаний против Меня?»
[2] Он ссылается на то, как честно и открыто обращался с ними, когда возвещал им Свое учение, и этим оправдывает Себя. По закону синедрион должен был расследовать преступления, связанные с нелегальным распространением опасных учений, тайно обольщающих людей, Втор 13:6. Поэтому Христос полностью оправдывает Себя в отношении этого.
Во-первых, что касается стиля Его проповеди. Он говорил открыто, παρρησίᾳ — непринужденно и понятно, не произносил ничего двусмысленного, как это делал Аполлон в своих оракулах. Желающие исказить истину и распространить извращенные понятия для достижения своей цели прибегают к лукавым внушениям, сеют сомнения, ставят неразрешимые вопросы и ничего не утверждают определенного. Христос же изъяснялся совершенно ясно: Истинно, истинно говорю вам. Его укоризны были искренними и смелыми, Он прямо свидетельствовал против пороков того времени.
Во-вторых, что касается тех, кому Он проповедовал: Он говорил миру, всем, кто имел уши, чтобы слышать, и был готов слушать Его, будь то человек знатный или простой, ученый или невежда, иудей или язычник, друг или враг. Его учение выдерживало критику смешанной аудитории, и никому не отказывал Он в возможности узнать о нем (как поступают обычно авторы каких-нибудь редких открытий), но великодушно возвещал его, подобно солнцу, щедро посылающему свои лучи на каждого.
В-третьих, что касается тех мест, в которых Он проповедовал. Во время Своего путешествия по стране Он обычно проповедовал в синагогах — местах собраний, предназначенных для религиозного поклонения, причем по субботам — во время, отведенное для таких собраний. Когда же Он приходил в Иерусалим, то проповедовал то же самое учение в храме во время торжественных празднеств, когда в нем собирались иудеи со всех концов страны. Хотя Он часто проповедовал в частных домах, и на горах, и на берегу моря, чтобы показать, что Его слово и поклонение не должны ограничиваться храмами и синагогами, тем не менее учение, которое Он проповедовал частным образом, было тем же самым, с которым Он выступал публично.
Примечание: учение Христа, проповедуемое чисто и ясно, не будет посрамлено ни в каком самом многочисленном собрании, ибо оно несет в себе силу и красоту. Верные служители Христа желают, чтобы проповедуемое ими услышал весь мир. Мудрость взывает в местах собраний людей, Притч 1:21; Притч 8:3; Притч 9:3.
В-четвертых, что касается самого учения. Он тайно не говорил ничего противоположного тому, что говорил открыто, а только повторял и изъяснял уже сказанное: и тайно не говорил ничего, как говорит человек, сомневающийся в истинности своих слов или сознающий свой дурной замысел. Он не искал потайных углов, ибо не скрывал Своих истинных убеждений и не говорил ничего того, чего должен был стыдиться; что Он говорил Своим ученикам наедине, то повелел им возвещать на кровлях, Мф 10:27. Бог говорит о Себе (Ис 45:19): «Не тайно Я говорил...»; заповедь Его не недоступна, Втор 30:11. Подобным же образом говорит и праведность от веры, Рим 10:6. Veritas nihil metuit nisi abscondi — Истина не боится ничего, кроме скрытности (Тертуллиан, Tertullian).
[3] Он апеллирует к тем, кто Его слышал, и желает, чтобы их допросили относительно проповеданного Им учения, имело ли оно ту опасную направленность, в которой его подозревают: «Спроси слышавших, что Я говорил им; некоторые из них, возможно, находятся сейчас в зале суда, а за кем-то можно послать и вытащить их из постели». Он не имеет в виду Своих друзей и последователей, которые, как можно предположить, стали бы говорить в Его защиту, но предлагает допросить любого незаинтересованного слушателя, в том числе и собственных их служителей. Некоторые считают, что Он указал в их сторону, когда сказал, что они знают, что Он говорил, имея в виду сделанное ими донесение по поводу Его проповеди (Ин 7:46): «Никогда человек не говорил так, как Этот Человек». Более того, можно было бы спросить и самих заседавших в зале суда, ибо кто-то из них, наверняка, слышал Его проповедь и был приведен Им в молчание.
Примечание: учение Христа может свободно апеллировать ко всем, кто с ним знаком, и имеет на своей стороне столько правды и здравого смысла, что те, кто судит непредвзято, не могут об этом не засвидетельствовать.
V. Пока судьи допрашивали Христа, стоявшие здесь рабы бесчестили Его, ст. 22−23.
1. Один из служителей нанес Ему грубое оскорбление; несмотря на то что Он говорил так спокойно и с такой убедительностью, этот дерзкий человек ударил Его ладонью руки (в русском Синодальном переводе: ударил Иисуса по щеке. — Прим. переводчика.), вероятно, по голове или по лицу, сказав при этом: «Так отвечаешь Ты первосвященнику?» — как если бы Он грубо вел Себя перед судом.
(1) Он ударил Его, ἔδωκεν ῥάπισμα — нанес Ему удар. Некоторые считают, что это греческое выражение, происходящее от слова ῥάβδος, подразумевает удар жезлом или скипетром, или посохом, который символически отражал смысл Его служения. Так исполнилось Писание (Ис 50:6): «Я предал... ланиты Мои поражающим», είς ῥάπίσματα (Септуагинта) — ударам (слово, употребленное в данном тексте). Будут бить по ланите судью Израилева, Мих 5:1. В этом исполнился также прообраз (Иов 16:10): Ругаясь, бьют меня по щекам. Бить Того, Кто не сказал и не сделал ничего худого, было несправедливо; бить Того, Кто, по признанию многих, был выдающимся Человеком, было дерзостью со стороны презренного раба; бить Того, Кто стоял со связанными руками, было подлостью; бить узника, стоящего перед судом, было жестокостью. Это было нарушение общественного порядка, происходящее прямо на глазах у суда, и тем не менее судьи нисколько не препятствовали этому. Христос взял на Себя посрамление, которого заслуживали мы: «На Мне пусть будет это проклятие, этот стыд».
(2) Он прервал Его речь с выражением надменности и высокомерия: «Так отвечаешь Ты первосвященнику?» Как будто бы благословенный Иисус был недостаточно хорош, чтобы разговаривать с его господином, или же недостаточно мудр, чтобы знать, как следовало с ним разговаривать, и, подобно грубому и невежественному арестанту, нуждался в тюремщике, который бы следил за Его действиями и учил Его тому, как нужно вести себя. Некоторые древние богословы высказывают предположение, что этим служителем был Малх, который был обязан Христу исцелением уха и сохранением головы и который, несмотря на это, ответил Ему такой злой неблагодарностью. Но кем бы он ни был, это было сделано в угоду первосвященнику, ради того чтобы снискать его благоволение, ибо сказанное им показывало его ревнивое отношение к чести и достоинству первосвященника. Нечестивые правители никогда не будут иметь недостатка в нечестивых слугах, содействующих страданиям тех, кого их господа преследуют. Преемником этого самого первосвященника был Анания, который приказал стоявшим перед ним людям бить Павла по устам, Деян 23:2. Некоторые считают, что этот служитель был оскорблен тем, что Христос апеллировал к окружавшим Его людям относительно Своего учения, как бы призывая его в свидетели; возможно, он был одним из тех служителей, которые почтительно отзывались о Нем (Ин 7:46), и чтобы теперь его не приняли за тайного друга Христа, он выступает как Его непримиримый враг.
2. Христос перенес это оскорбление с удивительной кротостью и терпением (ст. 23): «Если Я сказал сейчас худо, покажи, что худо. Представь это суду, и пусть рассудят те, кто поставлен быть судьями; а если хорошо, как и подобает Мне, что ты бьешь Меня?» Христос мог бы в ответ ему, изъявляя гнев, совершить чудо, поразив его немотой или смертью или иссушив поднявшуюся на Него руку. Но то был день Его терпения и страдания, и Он ответил ему с мудрой кротостью, желая тем самым научить нас не мстить за себя и не воздавать ругательством за ругательство, а с простотой голубя сносить оскорбления даже тогда, когда мы, подражая нашему Спасителю, с мудростью змеи указываем людям на их несправедливость и обращаемся к судье по поводу их поведения. Христос не обратил здесь другую щеку, из чего становится ясно, что это правило (Мф 5:39) не должно пониматься буквально; можно обратить и другую щеку, но при этом сердце будет оставаться исполненным злобой. Сравнивая то, чему учил Христос, с тем, как Он Сам поступал, мы можем сделать вывод о том, что:
(1) В подобных случаях мы не должны мстить за себя или брать на себя роль судьи. Мы, скорее, должны быть готовы принять, нежели нанести, второй удар, который всегда вызывает ссору; нам позволено защищаться, но не мстить за себя. Судья (если это необходимо для сохранения общественного спокойствия и для обуздания и устрашения злых делателей) должен стать нашим отмстителем, Рим 13:4.
(2) Возмущение, вызванное причиненным нам злом, должно всегда оставаться под контролем разума, а не под влиянием чувств. Именно так вел Себя Христос: страдая, Он убеждал, а не угрожал. Он кротко увещевал того, кто нанес Ему оскорбление, и мы должны поступать так же.
(3) Когда мы призваны страдать, то должны с терпением примиряться с неприятным положением страдающего человека, и, перенеся одно оскорбление, готовиться к принятию другого, извлекая таким образом лучшее из всего.
VI. В то время как рабы оскорбляли Его, Петр продолжал отрекаться от Него, ст. 25−27. Это печальная история, доставившая Христу немалые страдания.
1. Петр снова повторяет этот грех, ст. 25. Когда он грелся у костра вместе с рабами, как один из них, они спросили его: «Не из учеников ли Его и ты? Что ты здесь делаешь среди нас?» Возможно, он услышал о том, что Христа допрашивали о Его учениках, и боялся, как бы его не схватили или, по меньшей мере, не наказали, как и его Учителя, если он сознается в том, что является Его учеником, поэтому решительно отверг их предположение, сказав: «Нет».
(1) Продолжая оставаться в обществе неподходящих для него людей, с кем у него не было ничего общего, Петр сам себя подвергал искушению, и в этом было его великое безрассудство. Он остался с ними, чтобы погреться, но греющиеся с теми, кто делает зло, охладевают к добрым людям и к добрым делам, а тем, кто любит сидеть у огня диавола, угрожает диавольское пламя. Петр мог бы очутиться на скамье подсудимых рядом со своим Учителем и согреться лучше, нежели здесь, у огня Его любви, которую большие воды не могут потушить, Песн 8:6−7. Там он мог бы согреть себя огнем ревности о своем Учителе и огнем негодования на Его гонителей; однако он предпочел погреться вместе с ними, чем пламенеть против них. Но одному (одному ученику) как согреться (Еккл 4:11)?
(2) Он снова подвергся атаке искушения, и в этом было его великое несчастье; да и невозможно было ожидать иного, ибо это было место и это был час искушения. Когда судья спросил Христа о Его учениках, тогда, вероятно, слуги поняли его намек и приняли Петра за одного из них, сказав: «Назови свое имя». Заметьте здесь:
[1] Коварство искусителя, старающегося окончательно низложить того, кто, как он заметил, начал падать, и применяющего еще большую силу против него — теперь это была уже не какая-то служанка, а все рабы.
Примечание: поражение в одном искушении открывает дверь для другого искушения, возможно, более сильного. Сатана удваивает число своих атак, когда мы отступаем.
[2] Опасность худого сообщества. Обычно мы стараемся зарекомендовать себя перед теми, кого выбираем для общения: мы ценим себя на основании их добрых слов и стремимся казаться правыми в их глазах. Когда мы выбираем своих людей, то выбираем себе похвалу и соответственный образ поведения. Поэтому важно не ошибиться в первоначальном выборе и не связываться с теми, угождая кому, мы не можем угодить Богу.
(3) Он проявил большую слабость и, даже более того, великое нечестие, не устояв в этом искушении и сказав: «Нет, я не из Его учеников». Он уподобился человеку, стыдящемуся того, что было для него честью, и боящемуся пострадать за нее, хотя это принесло бы ему еще большую честь. Посмотрите, как боязнь пред людьми ставит сеть. Когда Христом восхищались, когда Его любили и с почтением относились к Нему, Петру это нравилось, и он, возможно, гордился тем, что был учеником Христа, и, таким образом, претендовал на часть славы, воздаваемой его Учителю. Так, многие делают вид, будто заботятся о славе религии, когда она бывает в моде, но стыдятся ее, когда она оказывается в поругании; однако мы должны принимать ее во всякое время.
2. Он в третий раз повторяет этот грех, ст. 26−27. Теперь на него наступает один из рабов, который был родственником Малха; услышав, как Петр отрицал то, что был учеником Христа, он уверенно изобличает его во лжи: «Не я ли видел тебя с Ним в саду? Свидетель тому — ухо моего родственника». Петр опять отрекся, как если бы он ничего не знал ни о Христе, ни о саде, вообще ни о чем, связанном с этим делом.
(1) Эта третья атака искушения была более ожесточенной, нежели первые две: до сих пор его только подозревали в связи со Христом, а теперь она подтверждается устами человека, который видел его с Иисусом, видел, как он вытащил меч, чтобы защитить Его.
Примечание: те, кто думает выйти из затруднительного положения при помощи греха, приводят себя этим только в еще большее затруднение. Будьте же храбры, ибо истина выведет вас из ваших затруднений. Птица небесная может пересказать то, что мы стараемся скрыть посредством лжи. Родство этого раба с Малхом упоминается потому, что это обстоятельство вселило в Петра еще больший ужас. «Теперь, — размышляет он, — я пропал, моя песенка спета, нет нужды ни в каких других свидетелях и обвинителях». Если возможно с нашей стороны, не следует делать своим врагом ни одного конкретного человека, ибо может настать такое время, когда мы можем оказаться во власти либо его самого, либо кого-то из его родственников. Кто может вознуждаться в друге, тот не должен наживать себе врага. Однако заметьте: хотя против Петра и была выставлена достаточно сильная улика и хотя его отречение было достаточным, чтобы возбудить против него судебное дело, тем не менее он выходит из положения, не потерпев никакого вреда, и даже никакой попытки причинить ему вред не было.
Примечание: нас часто вводят в грех беспочвенные, беспричинные страхи, для которых нет никакого повода и которые легко могут быть рассеяны даже небольшой мудростью и решительностью.
(2) Его уступка этому искушению была ничуть не менее низкая, нежели предыдущая: Петр опять отрекся. Заметьте здесь:
[1] Какова природа греха вообще: сердце ожесточается, обольстившись грехом, Евр 3:13. До какой необыкновенной степени бесстыдства так неожиданно дошел Петр, что смог с такой уверенностью лгать о том, что так легко можно было опровергнуть; но начало греха подобно прорыву воды: когда преграда разрушена, люди легко переходят от плохого к худшему.
[2] Природа греха лжи, в частности. Это плодовитый грех, и поэтому крайне грешный: одна ложь порождает другую, утверждающую первую, а та — следующую ложь. В политике диавола есть такое правило: male facta male factis tegere, ne perpluant — покрывать грех грехом, чтобы таким образом избежать разоблачения.
(3) Намек, данный ему с целью пробудить его совесть, был своевременным и подходящим: и тотчас запел петух. Это все, что здесь сказано о его покаянии, так как оно подробно описано другими евангелистами. Пение петуха привело его в себя, напомнив ему слова Христа. Посмотрите:
[1] Как Христос заботится о Своих, несмотря на их неразумные поступки: хотя они и падают, но не впадают в крайнее отчаяние, Он не отвергает их совсем.
[2] Какое преимущество иметь рядом с собой могущих вовремя напомнить нам о том, что мы знаем, но позабыли, хотя они и не могут открыть нам больше того, что мы уже знаем. Для остальных пение петуха было случайным явлением, не имевшим никакого значения, но для Петра это был голос Божий, имевший блаженную цель — пробудить его совесть, приведя на память ему слова Христа.
Стихи 28−40. Здесь мы находим описание того, как Христос был представлен перед Пилатом, римским наместником, в praetorium (латинское слово греческого происхождения), то есть в доме претора, или зале суда; они привели Его туда, чтобы добиться Его осуждения римским судом и наказания римской властью. Имея намерение предать Его смерти, они предприняли такой ход, с тем чтобы осуществить это:
1. Более законным и официальным путем, в соответствии с действующей конституцией их правительства, поскольку их земля сделалась провинцией Римской империи; не так, как был побит камнями Стефан, не во время народного мятежа, а с соблюдением всех тогдашних норм и правил судебного преследования.
2. С наибольшей безопасностью для себя. Если бы им удалось втянуть в это дело римское правительство, которого народ боялся, то это уменьшило бы вероятность мятежа.
3. С наибольшим позором для Него. Смерть на кресте, которую обычно практиковали римляне, была самой позорной из всех видов казни, и они рассчитывали с ее помощью оставить на Нем нестираемое пятно позора и навеки очернить Его репутацию. Вот почему они настаивали: «Распни Его».
4. С наименьшим позором для них самих. Предать смерти Человека, сделавшего столько добра в этом мире, было делом возмутительным, поэтому они хотели отвести от себя негодование народа и направить его в адрес римского правительства, чтобы сделать его еще более ненавистным для народа, а себя уберечь от обвинений. Так, многие не столько страшатся греха в своем поступке, сколько позора, связанного с ним. См. также Деян 5:28. Здесь можно заметить следующие два момента относительно обвинителей Христа:
(1) Их хитрость и усердие, с каким они обвиняют Его: Было утро... Одни полагают, что тогда было около двух-трех часов утра, другие — около пяти-шести часов, то есть когда большинство людей еще спало, что уменьшало опасность сопротивления со стороны приверженцев Христа; в то же самое время они повсюду разослали своих агентов, чтобы они собрали тех, кого можно было бы заставить бросать выкрики против Него. Посмотрите, как всецело были заняты этим их сердца и как неистовы они были в своем преследовании Христа. Теперь, когда Он уже был в их руках, они не желали терять ни минуты, отказывали себе в самом необходимом отдыхе и стремились как можно скорее достичь своей цели — вознесения Его на крест. См. также Мих 2:1.
(2) Их суеверие и отвратительное лицемерие: хотя первосвященники и старейшины пришли вместе со своим узником, чтобы осуществить свое дело наиболее эффективно, тем не менее они не вошли в преторию, потому что она была домом необрезанного язычника, чтобы не оскверниться, но остались за порогом, чтобы можно было есть пасху. Имеется в виду не пасхальный агнец (его съедали предыдущей ночью), а пасхальная трапеза, состоявшая из жертв, которые приносились в пятнадцатый день, или чагигах, как они это называли, пасхальные тельцы, о которых говорится во Втор 16:2; 2Пар 30:24; 2Пар 35:8−9. Им надлежало есть их, поэтому они не пожелали входить в здание суда из-за боязни соприкоснуться с язычником и этим оскверниться (согласно их преданиям, а отнюдь не обрядовому закону). На это они решиться не смогли, зато не постеснялись попрать все законы справедливости, предавая Христа на смерть. Так они оцеживали комара и поглощали верблюда. Давайте же посмотрим, что произошло в претории. Здесь:
I. Совещание Пилата с обвинителями. Вначале их призвали для того, чтобы выяснить, что они имеют сказать против обвиняемого, и это было очень правильно, ст. 29−32.
1. Судья требует предъявить обвинительный акт. Поскольку они не пожелали войти в зал суда, он сам вышел к ним во двор перед домом, чтобы поговорить с ними. Отдавая должное Пилату как судье, отметим здесь его три положительных качества:
(1) Его добросовестное отношение к делу. Если бы это было по доброму поводу, то его готовность встать в такой ранний утренний час и занять свое судейское место была бы весьма похвальной. Люди, занятые общественной работой, не должны любить праздность.
(2) Его уважительное отношение к нравам народа и готовность оставить свое почетное место из уважения к их щепетильности. Он мог бы сказать: «Если они не удосужились войти ко мне, пусть отправляются туда, откуда пришли», как мы могли бы сказать: «Если жалобщик совестится снять шляпу в присутствии судьи, то в таком случае незачем и выслушивать его жалобу». Однако Пилат не настаивает на этом, но проявляет терпимость и выходит к ним. Мы должны для всех сделаться всем, если это послужит ко благу (3) Его приверженность принципам справедливого суда; он требует предъявить обвинение, подозревая, что оно было злонамеренным: «В чем вы обвиняете Человека Сего? В чем состоит преступление, в котором вы Его обвиняете, и какие у вас есть доказательства?» Раньше в естественном праве был такой закон, который впоследствии был объявлен Валерием Публиколой (Valerius Publicola) законом Римской империи: ne quis indicta causa condemnetur — нельзя осуждать человека, прежде не выслушав его. См. также Деян 25:16−17. Неразумно заключать человека под стражу, не имея для этого никаких оснований, и тем более неразумно предавать его суду, не представляя никакого обвинительного акта.
2. Обвинители требуют вынести Ему приговор на основании общего предположения о том, что Он преступник, не приводя при этом никакого основания и тем более никакого конкретного доказательства того, что Он достоин смерти или уз (ст. 30): «Если бы Он не был злодей или злой делатель, то мы не предали бы Его тебе на суд». Это обнаруживает:
(1) Их грубость и невежливость по отношению к Пилату; это была компания злонравных людей, привыкших презирать начальство. Тогда как Пилат был настолько любезен с ними, что даже вышел для того, чтобы их выслушать, они показали себя весьма невежливыми к нему. Он задал им самый разумный вопрос, какой только можно было задать, однако они ответили на него с таким презрением, как если бы он был самым нелепым.
(2) Их злобу и недоброжелательство по отношению к нашему Господу Иисусу: прав Он или не прав — они считают Его злодеем и обращаются с Ним как с таковым. Человека должно считать невиновным до тех пор, пока не будет доказана его вина, а они считали доказанной вину Того, Кто мог доказать Свою невиновность. Они не могут сказать: «Он предатель, убийца, уголовник, нарушитель общественного порядка», но они говорят: «Он злодей». И это Его они назвали злодеем, Того, Кто творил добро?! Пусть бы призвали в свидетели тех, кого Он исцелял, кормил и поучал, кого Он освободил от бесов и кого воскресил из мертвых, и пусть их спросят, злодей Он или нет.
Примечание: нет ничего нового в том, что лучших из благодетелей клеймят позором и преследуют до смерти, как худших из злодеев.
(3) Их гордость и самодовольство. Они гордились своим собственным судом и правосудием и считали, что передать в руки властей человека только на том основании, что они назвали его злодеем, было вполне достаточным основанием для гражданского судьи, чтобы он построил на нем свое судебное решение; может ли быть поведение более высокомерным, чем это?
3. Судья отсылает им Его обратно на рассмотрение их собственного суда (ст. 31): «Возьмите Его вы и по закону вашему судите Его, а меня не тревожьте».
(1) Одни полагают, что Пилат польстил им этим заявлением, признав за ними оставшуюся в их руках власть и позволив им употребить ее. Они имели право налагать такое телесное наказание, как, например, бичевание в их синагогах; не ясно, однако, было ли это высшей мерой наказания или же нет. «Поступайте с Ним так, как предписывает вам ваш закон, — говорит Пилат, — если даже вы поступите сверх его предписаний, на это посмотрят сквозь пальцы». Он сказал так потому, что хотел сделать иудеям приятное, и в то же время не хотел делать того, о чем они просили его.
(2) Другие считают, что он посмеялся над ними, намекнул на их слабое и зависимое положение. Им хотелось быть единственными судьями, способными устанавливать виновность. «Пожалуйста, — говорит Пилат, — если вам так хочется, продолжайте начатое вами дело; вы признали Его виновным по вашему закону, так и судите Его по нему, если вы на это отваживаетесь, продолжайте играть комедию». Нет ничего более абсурдного, ничто не заслуживает больших насмешек, как то, когда люди, не имеющие силы и находящиеся в подчинении у других, люди, удел которых — выслушивать указания, берутся сами указывать и хвалятся своей мудростью. Кое-кто высказывает мнение о том, что Пилат здесь бросает тень на закон Моисеев, как если бы он разрешал то, чего никогда не разрешил бы им римский закон, — осуждать человека, не выслушав его. «Это ваш закон может такое позволить, но не наш». Так, из-за их испорченности закон Божий был в поношении, как и сегодня обстоит дело с Его Евангелием.
4. Они отказываются от какой бы то ни было судебной власти и (поскольку тому и должно было быть) соглашаются только с ролью обвинителей. Они уже ведут себя менее нагло и более покорно и признают: «Нам не позволено предавать смерти никого, мы можем налагать любое меньшее наказание, но это такой злодей, что мы хотим Его крови».
(1) Одни полагают, что они утратили власть разбирать судебные дела, касающиеся жизни и смерти подсудимого, благодаря собственной беспечности и трусливого соглашательства с излюбленными пороками века; так понимал д-р Лайтфут (Lightfoot): οὐκ ἐξεστιν — не в нашей власти выносить смертный приговор кому бы то ни было; если мы это сделаем, против нас сразу же восстанет толпа.
(2) Другие думают, что эта власть была отнята у них римлянами, потому что они злоупотребляли ею, или же потому, что предоставление ее покоренному, но в то же время непокорному народу считалось излишним доверием. Признавая этот факт, они намеревались сделать Пилату комплимент и загладить свою грубость (ст. 30), однако их признание с очевидностью доказывало, что отошел скипетр от Иуды и, следовательно, действительно пришел Мессия, Быт 49:10. Если иудеи не имели власти предавать смерти, то где же скипетр? Однако они не спрашивают: «Где же Примиритель?»
(3) Но в этом был промысел Божий, чтобы они либо не имели власти предавать кого бы то ни было смерти, либо отказались от употребления ее в данном случае, да сбудется слово Иисусово, которое сказал Он, давая разуметь, какою смертью Он умрет, ст. 32. Заметьте:
[1] В общем, даже те, кто стремился искоренить слова Христа, содействовали их исполнению вопреки своему желанию, так как ими управляла рука Божья. Никакое слово Христа не останется неисполнившимся; Он не может обмануть, и Его невозможно обмануть. Даже тогда, когда первосвященники стремились осудить Его как обманщика, их дух был направляем таким образом, что они доказали Его истинность, хотя, казалось бы, они могли применить другие меры и опровергнуть Его предсказания. Но они так не подумали, Ис 10:7.
[2] В частности, исполнились те слова Христа, которые Он сказал о Своей смерти. Отказавшись судить Его по закону своему, иудеи содействовали исполнению двух изречений Христа относительно Его смерти.
Во-первых, исполнились Его слова о том, что предадут Его язычникам и что осудят Его на смерть (Мф 20:19; Mк 10:33; Лк 18:32−33).
Во-вторых, Он сказал, что Его распнут (Мф 20:19; Мф 26:2) и что Ему должно вознесену быть, Ин 3:14; Ин 12:32. Если бы они по закону своему судили Его, то Он был бы побит камнями; иудеи применяли иногда в своей судебной практике такие меры, как сожжение, удушение и обезглавливание, но распятие — никогда. Поэтому было необходимо, чтобы Христа казнили римляне, дабы, будучи повешен на древе, Он сделался за нас клятвою (Гал 3:13), и дабы пронзили руки Его и ноги Его. Как римские власти содействовали тому, что Он родился в Вифлееме, так и теперь они содействовали Его крестной смерти, причем то и другое соответствовало Писаниям. Так и в отношении нас определено (хотя и не открыто нам), какой смертью мы умрем, и это должно освободить нас от всяких беспокойных забот по этому поводу. «Господи, что, и когда, и как Ты определил».
II. Совещание Пилата с обвиняемым, ст. 33 и далее, где сообщается:
1. Как обвиняемый был поставлен перед судьей. Закончив совещание с первосвященниками у входа, Пилат снова вошел в преторию и потребовал, чтобы к нему привели Иисуса. Он не хотел допрашивать Его принародно, думая, что выкрики из народа будут мешать ему, но приказал, чтобы привели Его в преторию; ибо для Него не было проблемы в том, чтобы войти к язычникам. Вследствие грехопадения мы подлежим суду Божьему и должны были бы предстать перед Его судом; поэтому Христа, сделавшегося за нас грехом и клятвою, привлекли к суду как преступника. Для того Пилат вошел в суд с Ним, чтобы Бог никогда не входил в суд с нами.
2. Как Его допрашивали. Согласно сообщению других евангелистов, Его обвинители вменяли в преступление Ему то, что Он развращает народ и запрещает давать подать кесарю, и на основании этого обвинения Его и допрашивают.
(1) Вопрос, заданный Ему с целью уловить Его и найти что-нибудь к обвинению Его: «Ты Царь Иудейский? ὁ βασιλεὺς — тот Царь Иудейский, о Котором так много говорили и Которого так долго ждали, Князь Мессия? Ты ли это? Или Ты только претендуешь на то, чтобы быть Им? Называешь ли Ты так Сам Себя и желаешь ли, чтобы о Тебе думали, что Ты Мессия?» Пилат был равно далек как от того, чтобы считать Его действительным Мессией, так и от того, чтобы сомневаться в этом. Некоторые полагают, что Пилат задал этот вопрос с оттенком насмешки и презрения: «Что? Ты Царь? Ты, такой жалкий? Ты Царь иудеев, которые Тебя так яростно ненавидят и преследуют? Ты Царь de jure юридически, тогда как император является только царем de facto — фактически?» Так как никто не мог доказать, что Христос говорил это, то Пилат хотел принудить Его заявить это теперь и осудить на основании Его собственного признания.
(2) Христос отвечает на этот вопрос другим вопросом, не с тем, чтобы уклониться от ответа, а с тем, чтобы побудить Пилата к размышлению о том, что он делал и на каком основании (ст. 34): «От себя ли ты говоришь это, руководствуясь подозрениями, родившимися в собственном твоем сердце, или другие сказали тебе о Мне, и ты спрашиваешь Меня только для того, чтобы угодить им?»
[1] «Ясно, что у тебя нет оснований говорить это от себя». Должность Пилата обязывала его заботиться об интересах римского правительства, однако он не мог сказать, что оно было в опасности или потерпело какой-то ущерб от чего-нибудь сделанного или сказанного нашим Господом Иисусом. Он никогда не окружал Себя мирским величием, никогда не претендовал ни на какую гражданскую власть, никогда не действовал как судья или как производящий разделения; никогда Его ранее не обвиняли ни в каких предательских настроениях или действиях, ни в чем таком, что могло бы навести на Него хоть малейшую тень подозрения.
[2] «Если же другие сказали тебе о Мне, чтобы возбудить тебя против Меня, то тебе следовало бы рассмотреть, кто они такие, какие принципы движут ими, и не являются ли они сами, представляющие Меня врагом кесарю, истинными его врагами, не используют ли они данную ситуацию только как предлог, чтобы скрыть свою злобу. Если это действительно так, то судье, желающему вершить правосудие, следовало бы хорошо это взвесить». Более того, если бы Пилат исследовал это дело должным образом, то он обнаружил бы, что истинная причина враждебности первосвященников по отношению к Иисусу заключалась в том, что Он не учреждал временного царства для свержения римского владычества; если бы Он делал это и совершал Свои чудеса с целью вывести евреев из рабства римского, подобно тому как Моисей совершил свои чудеса, чтобы вывести их из рабства египетского, то они не объединялись бы с римлянами против Него, но, напротив, сделали бы Его своим царем и сражались бы во главе с Ним против римлян; разочаровавшись в своих ожиданиях, они обвинили Его в том, в чем сами были бесконечно повинны, — в недовольстве существующей властью и злоумышлениях против нее; а разве это можно было поощрять?
(3) Пилат воспринимает ответ Христа с чувством возмущения и обиды, ст. 35. Это прямой ответ на вопрос Христа, ст. 34.
[1] Христос спрашивал его, говорил ли он от себя. «Нет, — говорит он. — Разве я иудей, что Ты подозреваешь меня в заговоре против Тебя? Я ничего не знаю о Мессии и не хочу знать, и потому меня не интересует спор о том, кто является Мессией, а кто не является Им; мне все равно, кто Он». Посмотрите, с какой надменностью Пилат спрашивает: «Разве я иудей?» Иудеи, по отзывам многих, были народом славным, но так как они разрушили завет со своим Богом, то Он сделал их презренными и униженными пред всем народом (Мал 2:8−9), так что человек здравомыслящий и порядочный считал для себя позором быть причисленным к иудеям. Так, добрые имена часто страдают от того, что плохие люди носят их. Грустно, когда турок, подозреваемый в нечестности, с возмущением восклицает: «Вы что, принимаете меня за христианина?»
[2] Христос спрашивал Пилата, не сказали ли ему о том другие. «Да, — говорит он. — Твой народ, который, казалось бы, должен быть на Твоей стороне, и первосвященники, чье свидетельство следовало бы уважать in verbum sacerdotis — как слово священника; и потому мне ничего больше не остается, как только действовать на основании их показаний». Так и сейчас Христос страдает, в лице Своей религии, от Своего же собственного народа, от священников, исповедующих свое родство с Ним, но не живущих соответственно своему исповеданию.
[3] Христос уклонился от ответа на вопрос: «Ты Царь Иудейский?» Поэтому Пилат ставит Ему другой, более общий, вопрос: «Что Ты сделал? Чем Ты вызвал у Твоего народа, и в особенности у священников, такую ярость? Ведь дыма без огня не бывает, тогда в чем дело?»
(4) В своем следующем ответе Пилату Христос дает более полный, более прямой ответ на его предыдущий вопрос — Ты Царь Иудейский? Он объясняет ему, в каком именно смысле Он был Царем, а именно: не таким царем, чье существование таило в себе опасность для римского правительства, не земным царем, ибо Его интересы не поддерживались никакими земными методами, ст. 36. Заметьте:
[1] Характеристика природы и устройства Царства Христа: оно не от мира сего. Оно характеризуется с негативной стороны с целью исправления существующих ошибок в понимании его сущности, но при этом подразумевается и позитивная сторона, что оно есть Царство Небесное, принадлежащее к иному миру. Христос — это Царь, и Ему принадлежит Царство, но оно не от мира сего.
Во-первых, его происхождение не от этого мира; царства человеческие возникают из моря и земли (Дан 7:3; Откр 13:1,11), а святый город сходит от Бога с неба, Откр 21:2. Он не получил Свое Царство ни по наследству от кого-то, ни путем избрания народного, ни путем завоевания, но по непосредственному и особому указанию Божьей воли и Его совета.
Во-вторых, его природа не мирская; это Царство находится внутри людей (Лк 17:21), оно учреждено в их сердцах и совестях (Рим 14:17), богатства его духовные, власть его духовная, и вся его слава внутри. Государственные министры в Царстве Христа имеют духа не мира сего, 1Кор 2:12.
В-третьих, охрана и поддержка этого Царства осуществляется не от мира сего, его средства вооружения духовные. Оно никогда не нуждалось в земной силе и никогда не использовало ее для поддержания и укрепления своей мощи, никогда не прибегало для своей защиты к средствам, вредным для царей и областей; оно никогда не покушалось на исключительные права князей и не претендовало на собственность своих подданных; оно не ставило своей целью изменить национальные устои в сфере гражданских отношений и не противопоставляло себя никакому царству, кроме царства греха и сатаны.
В-четвертых, его устремления и цели не мирские. Христос не стремился Сам и не позволял Своим ученикам стремиться к внешней помпезности и власти великих мира сего.
В-пятых, его подданные не от мира сего, хотя они и живут в нем; они суть призванные и избранные из мира, они рождены от иного мира и направляются в него; они не являются ни учениками этого мира, ни его любимцами, они не руководствуются его мудростью и не обогащаются его богатством.
[2] Приводится доказательство духовной природы Царства Христа. Если бы Он задумал противостать римскому правительству, то сражался бы против него собственным его оружием и отражал бы натиск его силы силой той же природы. Однако Он не пошел этим путем: «Если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан иудеям и чтобы Мое Царство не было побеждено ими».
Во-первых, Его последователи не подвизались за Него; не было никакого бунта, ни даже попытки избавить Его, хотя в настоящий момент город был наводнен галилеянами, Его друзьями и соотечественниками, а они были, по большей части, вооруженными; миролюбивое поведение Его учеников в этом случае было достаточным для того, чтобы заградить уста невежеству безумных людей.
Во-вторых, Он не повелевал им подвизаться за Него, более того, Он запретил им это делать. Это свидетельствовало как о том, что Он не полагался на земную помощь (ибо Он мог бы мобилизовать для служения Себе легионы Ангелов, что доказывало происхождение Его Царства от вышних), так и о том, что Он не страшился противостояния мира, ибо Он очень желал быть преданным иудеям, зная, что служившее низложению всякого мирского царства послужит учреждению и возвышению Его Царства. Итак, Он справедливо заключает: «Ныне, как видишь, Царство Мое не отсюда; хотя оно и в мире, тем не менее оно не от мира».
(5) На следующие расспросы Пилата Он дает еще более прямолинейный ответ, ст. 37. Здесь мы имеем:
[1] Недвусмысленный вопрос Пилата: «Итак Ты Царь? Ты говоришь о некоем царстве, которое принадлежит Тебе; так, значит, Ты в том или ином смысле Царь? А чем подтверждено такое Твое притязание? Объяснись».
[2] Доброе исповедание, которое наш Господь Иисус засвидетельствовал перед Понтием Пилатом в ответ на это (1Тим 6:13): «Ты говоришь, что Я Царь, то есть это ты говоришь, что Я Царь; ибо Я пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине».
Во-первых, Он признает Себя Царем, хотя и не в том смысле, в каком понимал Пилат. Мессию ожидали в образе царя, князя Мессии, поэтому, признав перед Каиафой, что Он Христос, Он не пожелал отречься перед Пилатом в том, что Он Царь, чтобы не показалось, будто Он противоречит Сам Себе.
Примечание: хотя Христос и принял образ раба, тем не менее даже и тогда Он справедливо претендовал на почести и власть царя.
Во-вторых, Он объясняет и показывает, в каком смысле Он является Царем — как пришедший в мир, чтобы свидетельствовать об истине; Он правит в умах людей силой истины. Если бы Он хотел провозгласить Себя временным, земным царем, то сказал бы: «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы управлять народами, одерживать победы над царями и завоевывать царства». Но Он говорит, что пришел, чтобы быть свидетелем, свидетелем перед Богом, сотворившим мир, и против греха, разрушающего мир, и этим словом свидетельства Своего Он учреждает и сохраняет Свое Царство. О Нем был предсказано, что Он будет свидетелем для народов и, как таковой, — вождем и наставником народам, Ис 55:4. Царство Христа было не от мира сего, в котором не стало истины (Ис 59:15; qui nescit dissimulare, nescit regnare — кто не умеет лицемерить, тот не может и управлять), а от того мира, в котором истина правит вечно. Задача Христа в этом мире и Его дело в нем заключалось в том, чтобы свидетельствовать об истине.
1. Открыть ее, показать миру то относительно Бога, Его воли и благоволения к людям, что никак иначе нельзя было узнать, Ин 1:18; Ин 17:26.
2. Утвердить ее, Рим 15:8. Своими чудесами Он свидетельствовал об истине религии, об истине Божественного откровения, Божьих совершенств и провидения, об истине Его обетования и завета, чтобы все люди уверовали чрез Него. Действуя таким образом, Он являет Себя как Царь и учреждает Свое Царство.
(1) Истина, Божественная истина является основанием и силой, духом и гением Царства Христа. Когда Он заявил: «Я есмь истина», то, в сущности, сказал: «Я есть Царь». Он покоряет убеждающей очевидностью истины, управляет повелевающей силой истины и в сем украшении Своем восседает на колеснице ради истины, Пс 44:5. По истине Своей Он будет судить народы, Пс 95:13. Она есть скипетр Его Царства; Он влечет узами человеческими, то есть истиной, открытой нам и принятой нами в любви, и таким образом приводит помышления в послушание. Он свет пришел в мир и управляет им, как солнце управляет днем.
(2) Подданными этого Царства являются те, которые от истины. Все те, кто благодатью Божьей избавлен от власти отца лжи и расположен принять истину и покориться ее власти и действию, услышат голос Христа, станут Его подданными, уверуют в Него и принесут Ему истинную преданность. Всякий, кто имеет верное представление об истинной религии, принимает христианскую религию; таковые принадлежат Его Царству, силой истины Он приготовляет их, Пс 119:3. Все любящие истину слышат голос Христа, ибо нигде нельзя отыскать истины более великие, более верные и более прекрасные, как только во Христе, через Которого произошли благодать и истина; так что, слушая голос Христа, мы знаем, что мы от истины, 1Ин 3:19.
(6) На это Пилат задает Христу один хороший вопрос, но ответа на него не ждет, ст. 38. Он сказал: «Что есть истина?» — и тотчас же опять вышел.
[1] Это был, конечно, хороший вопрос, и он не мог быть поставлен никому другому, кто мог бы лучше ответить на него. Истина есть та самая драгоценная жемчужина, которую желает найти и ищет человеческий разум, ибо ничто не может удовлетворить его, кроме истины, или, по крайней мере, того что принимается им за истину. Когда мы исследуем Писания и присутствуем при служении словом, то должны задаваться вопросом: «Что есть истина?» — и молиться: «Наставь меня на истину, на всякую истину». Однако многие из задающих этот вопрос не имеют достаточного терпения и постоянства для настойчивого поиска истины или достаточного смирения и искренности для ее принятия тогда, когда она бывает найдена ими, 2Тим 3:7. Так точно многие обращаются и со своей совестью; они задают себе такие нужные вопросы: «Кто я? Что я сделал?», но не желают найти время, чтобы выслушать ответ.
[2] Не ясно, с каким намерением Пилат задал этот вопрос.
Во-первых, возможно, он задал его как учащийся, как тот, кто начал хорошо думать о Христе и смотреть на Него с некоторым уважением, как желающий получить информацию о том, какие новые понятия Он выдвинул в религии и на какие успехи претендовал в области познания. Но в то время как он желал услышать какую-нибудь новую истину от Него, подобно Ироду, желавшему увидеть какое-нибудь чудо, шумные протесты и крики возмущения толпы священников, стоявших у его ворот, вынудили его внезапно прервать этот разговор.
Во-вторых, одни полагают, что он задал этот вопрос как судья, стремящийся глубже исследовать дело, представленное на его рассмотрение: «Открой мне эту тайну и скажи мне, что это за истина, каково истинное положение этого дела».
В-третьих, как считают другие, он задал этот вопрос в насмешку, желая поглумиться над Христом: «Ты толкуешь об истине, хорошо; можешь ли Ты ответить тогда, что есть истина, или дать мне ее определение?» Он высмеивает вечное Евангелие, ту великую истину, которую возненавидели и гнали первосвященники и о которой свидетельствовал и за которую страдал теперь Христос. Как человек нерелигиозный, находящий удовольствие в подшучивании над всякими религиями, он высмеивает обе стороны, и потому Христос не стал ему отвечать. Не отвечай глупому по глупости его; не бросайте жемчуга вашего пред свиньями. Хотя Пилату Христос не пожелал сказать, что есть истина, но Он открыл это Своим ученикам, а через них и нам, Ин 14:6.
III. Итог этих двух совещаний с обвинителями и с обвиняемым (ст. 38−40):
1. Судья выступил в качестве Его друга, выражая свое благоволение к Нему, ибо:
(1) Он открыто заявил о Его невиновности (ст. 38): «Рассмотрев все дело, Я никакой вины не нахожу в Нем». Он предполагает, что между Христом и священниками могло быть какое-то разногласие в вопросах религии, в которых Он с такой же вероятностью может быть прав, с какой и они; однако Он не совершил никакого преступления. Это торжественное заявление о невиновности Христа имело целью:
[1] Оправдать и почтить Господа Иисуса. Из этого становится очевидно, что хотя с Ним и обошлись, как с худшим из злодеев, тем не менее Он ни в коей мере не заслужил такого обращения с Собой.
[2] Объяснить смысл и назначение Его смерти: Ему надлежало умереть не за Свои грехи (даже по мнению самого судьи) и сделаться жертвой за наши грехи, чтобы один человек умер за людей (по мнению самих обвинителей), Ин 11:50. Это Тот, Кто не сделал греха, и не было лжи в устах Его (Ис 53:9), Кто будет предан смерти, и Его не будет, Дан 9:26.
[3] Усугубить тяжесть греха иудеев, преследовавших Его с таким неистовством. Когда подсудимый подвергся справедливому суду и был оправдан законными судьями уголовного права, особенно когда нет основания подозревать их в пристрастном рассмотрении дела в его пользу, тогда его следует считать невиновным, а его обвинителям следует согласиться с решением суда. Однако хотя нашему Господу Иисусу и был вынесен оправдательный приговор, тем не менее с Ним по-прежнему обращаются, как с преступником, и все так же жаждут Его крови.
(2) Он предложил способ, как освободить Его (ст. 39): «Есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху; пусть же это будет сей Царь Иудейский». Он предложил это не первосвященникам (он знал, что они никогда не согласятся на это), а народу; это было обращение к народу, как явствует из Мф 27:15. Он, вероятно, слышал, как простой народ еще совсем недавно шел за Иисусом, громко провозглашая «осанна», поэтому считал, что он был любимцем публики и предметом зависти одних только правителей, и не сомневался в том, что люди потребуют освобождения Иисуса, что, в свою очередь, заградит уста обвинителей, и тогда все встанет на свои места.
[1] Он признает их обычай, для которого они, возможно, имели давнее предписание, и делает это из уважения к празднику Пасхи, установленному в память об их освобождении. Однако это было прибавление к словам Божьим, как будто бы того, что Бог установил для должного чествования этого освобождения, было недостаточно; и хотя это было актом милосердия, тем не менее оно могло быть несправедливым по отношению к общественности, Притч 17:15.
[2] Следуя этому обычаю, он предлагает отпустить им Иисуса. Если бы Пилат был честным и мужественным, каким и подобает быть судье, то он не поставил бы невиновного человека, из благоволения к нему, на один уровень с отъявленным преступником; если он никакой вины не нашел в Нем, то в таком случае, повинуясь голосу совести, он обязан был освободить Его. Однако, руководствуясь мирской мудростью более, нежели принципами справедливости, он старался балансировать между теми и другими, желая угодить всем сторонам.
2. Народ выступил в качестве Его врага и занял непримиримую позицию по отношению к Нему (ст. 40): тогда опять и опять закричали все, говоря: не Его, не Его пусть освободят, но Варавву. Посмотрите:
(1) Какими неистовыми и жестокими они были. Пилат предложил им спокойно сделать свой выбор, как достойно зрелого размышления, а они приняли свое решение в горячности и заявили о нем с криками и шумом, в полной суматохе.
Примечание: враги святой религии Христа поднимают против нее свой голос и надеются таким образом низложить ее; пример тому — возмущение общественности города Ефеса, Деян 19:34. Однако те, кто плохо думает о вещах или людях только потому, что их сильно поносят, обладают весьма небольшой долей последовательности и рассудительности. Более того, есть все основания подозревать в недостатке здравомыслия и справедливости ту сторону, которая использует для достижения своих целей общественные беспорядки.
(2) Какими несмысленными и безрассудными они были, как это видно из короткой справки, приводимой здесь в отношении другого кандидата: Варавва же был разбойник и, следовательно:
[1] Нарушитель закона Божьего. Несмотря на это, он удостаивается пощады, а не Тот, Кто порицал гордость, алчность и тиранию священников и старейшин. Хотя Варавва и разбойник, однако он не лишит их ни седалища Моисеева, ни их традиций, поэтому не имеет значения, кто он.
[2] Враг общественного порядка и личного имущества граждан. Обычно город шумно протестует против разбойников (кричат на них, как на воров, Иов 30:5), однако здесь он с криками высказывается именно за такого человека. Так поступают те, кто свои грехи предпочитает Христу. Грех — это разбойник, всякая низменная похоть — это разбойник, и несмотря на это, люди безрассудно выбирают их, а не Христа, Который желал воистину обогатить нас.
толкование Мэтью Генри на евангелие от Иоанна, 18 глава