1-я Царств | 20 глава

Несколько раз Давид едва спасался от Сауловой ярости и, наконец, начал думать о необходимости удалиться вглубь страны и взять в руки оружие ради собственной безопасности. Но он не желает предпринимать столь отчаянный шаг, не посоветовавшись со своим верным другом Ионафаном. Как он это сделал и что произошло между ними, мы узнаем в данной главе, где найдем удивительные примеры сверхъестественной любви, тогда как в предшествующей главе мы увидели примеры противоестественной ненависти.

I. Давид жалуется Ионафану на трудное положение, в котором он сейчас пребывает, и заручается его дружеской поддержкой (ст. 1−8).

II. Ионафан верно обещает, что поставит Давида в известность об отношении к нему своего отца, и обновляет завет дружбы с ним (ст. 9−23).

III. Ионафан проверил и к своему сожалению убедился, что его отец питает к Давиду неукротимую ярость (ст. 24−34).

IV. Ионафан сообщает об этом Давиду согласно уговору, который был между ними (ст. 35−42).

Стихи 1−8. I. Здесь Давид описывает Ионафану трудную ситуацию, в которой он оказался в данное время. Пока Саул лежал, пребывая в трансе, в Навафе, Давид убежал в царский двор и говорил там с Ионафаном. Ему весьма посчастливилось иметь такого друга при дворе, тогда как на престоле был его враг. Давайте и мы не будем беспокоиться по поводу ненавидящих и презирающих нас, ибо есть также и люди, которые нас любят и уважают. И тех и других создал Бог, и мы должны это принимать. Ионафан был другом, который любит во всякое время: он любил Давида сейчас, когда тот попал в беду, и открывал ему свои объятья столь же охотно, как и в минуты триумфа (1Цар 18:1), и, подобно брату, он явился во время несчастья (Притч 17:17). Итак:

(1) Обращаясь к Ионафану, Давид говорит о своей невиновности; и нет необходимости приводить множество доказательств, он лишь желает знать, не обидел ли чем-нибудь Ионафанова отца, ибо если бы ему об этом сказали, то он смирился бы и попросил прощения: что сделал я? (ст. 1).

(2) Давид старается убедить Ионафана, что, несмотря на невиновность, Саул искал погубить его. Ионафан же, испытывая сыновнее почтение к отцу, не хочет верить, что Саул задумал и способен совершить такое злодеяние (ст. 2). Его надежда на лучшее обусловлена тем, что ему ничего не известно о подобных замыслах, а отец обычно посвящал его во все свои планы. Ионафан, как и подобает послушному сыну, старался покрыть позор своего отца, насколько это позволяло чувство справедливости и преданности по отношению к Давиду. Любовь не склонна подозревать в злых умыслах кого-либо, особенно родителя (1Кор 13:5). Поэтому Давид клятвенно заверяет Ионафана в том, что ему грозит опасность; он присягает, что Саул задумал лишить его жизни: «...жив Господь, что само по себе не вызывает малейшего сомнения, и жива душа твоя, в чем ты сам нисколько не сомневаешься, но, что бы ты ни думал, один только шаг между мною и смертью» (ст. 3). А то, что Саул скрывал свои намерения от Ионафана, весьма легко объяснялось: он знал о дружбе своего сына с Давидом, а посему советовался с ним по всем вопросам, кроме этого. Ионафан лучше, чем кто-либо другой, мог помочь отцу в честных и благородных предприятиях, но Саул знал, что благородство его сына не позволит ему стать поверенным в столь низком замысле, как убийство Давида.

II. Ионафан великодушно предлагает Давиду помощь: чего желает душа твоя (ст. 4), без заверений в законности и честности (ибо он знал Давида очень хорошо, чтобы подозревать, что тот попросит о чем-то незаконном и бесчестном), я сделаю для тебя. Вот какова настоящая дружба! Подобным же образом и Христос доказывает нам Свою любовь: чего ни пожелаете, просите, и будет вам; а мы должны доказывать свою любовь к Нему, исполняя Его заповеди.

III. Давид желает лишь того, чтобы Ионафан убедился сам, а потом сообщил и ему, действительно ли Саул задумал лишить его жизни. Возможно, Давид предложил это с единственной целью, чтобы его друг удостоверился в том, в чем сам Давид был вполне уверен.

1. Предложенный Давидом способ проверки выглядел весьма естественно и помог бы довольно точно определить отношение к нему Саула. В течение двух ближайших дней у Саула намечалась публичная трапеза по случаю празднования новомесячия, когда совершали обильное жертвоприношение и устраивали пир из мяса жертв. Бог отверг Саула, и от него отошел Дух Господень, тем не менее он соблюдал священные праздники. Некое подобие внешних проявлений религиозности может сохраняться даже тогда, когда от истинного благочестия почти ничего не осталось. Во время таких торжественных трапез Саул сидел либо в окружении всех своих детей, и среди них отводилось место и Давиду, либо в окружении всех главных должностных лиц, одним из которых являлся Давид. Как бы там ни было, Давид решил, что его место в течение этих дух дней будет пустовать (чего никогда прежде во время священных праздников не наблюдалось), сам же он скроется до завершения торжеств (ст. 5) и станет ждать результата: если Саул примет причину его отсутствия и сочтет ее уважительной, то Давид сделает вывод, что Саул изменил свое отношение и готов к примирению; если же царь возмутится и разгневается по этому поводу, то легко прийти к заключению, что он замыслил против Давида зло, поскольку было очевидно, что он не любил его настолько, чтобы желать его присутствия, а требование такового было продиктовано единственной целью получить возможность причинить ему вред (ст. 7).

2. Причина отсутствия, о которой по желанию Давида должен сообщить Ионафан, была (у нас есть основания полагать) истинной и заключалась в том, что старший брат Давида пригласил его в родной город Вифлеем, чтобы отпраздновать новомесячие вместе с родственниками, потому что в этот раз празднование ежемесячного торжества, способствовавшего единству всего Израиля, совпало с их ежегодным семейным жертвоприношением священного праздника всего родства (ст. 6). Семья праздновала день благодарения за полученные блага и молилась о продлении таковых. Отсюда становится очевидным, что семья, в которой вырос Давид, была весьма религиозной домом со своей церковью.

3. Аргументы, которые Давид привел Ионафану с просьбой оказать ему любезность, были весьма убедительными:

(1) Он сослался на завет между ними, инициатором которого был сам Ионафан: ты принял раба твоего в завет Господень с тобою (ст. 8).

(2) Давид ни в коем случае не будет просить Ионафана о поддержке, если тот усомнится в правоте его дела: «...если есть какая вина на мне, то я настолько далек от желания или расчета связать тебя обязательством стать соучастником в моем беззаконии, ссылаясь на завет между нами, что освобождаю тебя от такового, и пусть именно твоя рука будет первой на мне умертви ты меня». Ни один честный человек не попросит своего друга совершить ради него нечестный поступок.

Стихи 9−23. I. Здесь Ионафан заявляет о своей преданности Давиду в беде. Несмотря на твердую уверенность Давида в Ионафане, у него были основания опасаться, что влияние отца и личные интересы могут изменить или охладить чувства Ионафана по отношению к нему, поэтому Ионафан посчитал необходимым вновь торжественно заявить о своей дружбе с Давидом: «никак не будет этого с тобою (ст. 9), чтобы я подозревал тебя в каком-либо преступлении, за которое мог бы умертвить тебя сам или предать в руки своего отца; нет, если у тебя есть по этому поводу сомнения, то иди, выйдем в поле (ст. 11), чтобы обсудить этот вопрос детально». Ионафан вызвал Давида в поле не для того, чтобы сразиться за нанесенное оскорбление, но чтобы заверить его в дружбе. Он честно пообещал своему другу, что проверит и поставит его в известность о чувствах, которые испытывает к нему его отец, и представит дело, как есть, без преувеличений и преуменьшений. «Если он благосклонен к тебе, то я открою это тебе (ст. 12), а если замышляет сделать тебе зло, то отпущу тебя (ст. 13), чтобы ты был в безопасности». Таким образом Ионафан хотел помочь Давиду спастись от зла, если угроза была истинной, или от страхов, если бы они оказались воображаемыми. И в подтверждение своего обещания он взывает к Богу (1) как к свидетелю: «жив Господь Бог Израилев (ст. 12), Который знает, что я искренне говорю именно то, что думаю». Сила чувств Ионафана делает его речь резкой и лаконичной.

(2) Как к судье: «пусть то и то сделает Господь с Ионафаном и еще больше сделает (ст. 13), если я говорю ложь или нарушу слово, данное моему другу». Он выражает мысли столь торжественно, чтобы полностью заверить Давида в своей искренности. Подобным же образом и Бог подтверждает Свои обетования нам, чтобы мы имели твердое утешение (Евр 6:17−18). Ионафан добавляет к своим заявлениям усердную молитву: и да будет Господь с тобою, чтобы защищать тебя и даровать успех, как был прежде с отцом моим! Хотя сейчас отошел от него». Таким образом он сообщает о своей вере в то, что Давид займет место его отца, и желает, чтобы он преуспел на нем больше, чем удалось его отцу.

II. Ионафан заботится о том, чтобы завет дружбы с Давидом распространялся и на его потомство (ст. 14−16). Он берет с Давида слово оставаться другом его семьи и после его смерти: пообещай, что не отнимешь милости твоей от дома моего во веки (ст. 15). Эти слова продиктованы естественной любовью к детям, которым он желал блага и после своей смерти, и поэтому Ионафан воспользовался своим нынешним преимуществом, чтобы обеспечить благополучие потомства в будущем. Здесь также подразумевается твердая уверенность Ионафана в том, что Давид достигнет высокого положения в обществе и в его руках будет власть являть потомкам милость или немилость; ибо со временем Господь истребит с лица земли всех врагов Давида, о чем Саул даже не предполагал. И тогда: «...не отними милости твоей от дома моего и не мсти моим детям за злодеяния моего отца». И дом Давида должен быть связан таким же обязательством перед домом Ионафана, которое будет передаваться от поколения к поколению: так заключил Ионафан завет с домом Давида (ст. 16). Следует заметить: истинные друзья непременно захотят передать своим детям чувство взаимной привязанности. Не покидай друга твоего и друга отца твоего.

1. Ионафан говорит об этой милости, как о милости Господней, потому что именно такую милость оказывает Бог тем, кого берет в завет с Собою; ибо Он является Богом для них и для их потомков, о которых сказано: «возлюбленные Божии ради отцов».

2. Ионафан заклинает об этой милости: «да взыщет Господь с врагов Давида!» (ст. 16), подразумевая потомков Давида (ибо сам Давид был вне подозрения), ведь если они станут плохо обращаться с потомством Давидова друга Ионафана, то поведут себя как враги Давида. Он опасался, чтобы у Давида или у кого-то из его детей не возникло впоследствии искушение утвердить и укрепить свое право на престол таким же образом, как это сделал Авимелех, погубив сынов Гедеона (Суд 9:5), вот Ионафан и позаботился, чтобы это предотвратить. Но приводимая здесь причина (ст. 17), почему Ионафан так усердно стремился передать дружбу потомкам, не имеет отношения к корыстолюбию и эгоизму: он поступил так, потому что любил Давида, как свою душу, и хотел, чтобы такой же любовью любили его самого и его детей. Несмотря на немилость при дворе и трудные обстоятельства, Давид оставался для Ионафана таким же приятным другом, как и всегда, и ненависть отца не заставила его любить Давида меньше на таких благородных чувствах основывалась их дружба. Он сам поклялся Давиду и взял клятву с него и (как написано) снова клялся (не вызывая при этом возражений со стороны Давида, ибо имеющий чистые помыслы не пугается заверений) в своей любви к нему, которую считал священной. Когда они расставались в этот раз, Ионафан переживал всем сердцем и заключил свою речь торжественным воззванием к Богу: свидетель Господь между мною и тобою во веки (ст. 23), то есть: «Бог всегда будет судьей между нами и нашими семьями, чтобы этот союз не был нарушен какой-либо из сторон». Памятуя об этом завете, Давид оказал милость Мемфивосфею (2Цар 9:7; 21:7). Заручившись поддержкой людей, к которым благосклонен Бог, и подружившись с Его друзьями, мы обретем милость для себя и своего дома.

III. Ионафан определяет метод расследования, а также условные знаки, по которым Давид узнает о чувствах и отношении к себе Ионафанова отца. Отсутствие Давида заметят в первый же или, по крайней мере, на второй день новомесячия и спросят об этом (ст. 18). На третий день (время предположительного возвращения из Вифлеема) Давиду надлежит находиться в таком-то месте (ст. 19), куда Ионафан придет пострелять из лука ради забавы (ст. 20); он будет посылать за стрелами отрока, и если стрелы окажутся позади него, то для Давида это послужит знаком безопасности ему не нужно бояться за свою жизнь (ст. 21); если же стрелы окажутся впереди отрока, то это будет сигналом опасности, и Давиду предстоит бежать ради спасения жизни (ст. 22). Ионафан придумал этот прием на тот случай, если у него не будет возможности (которая, тем не менее, появилась) поговорить с Давидом и доложить ему о ситуации словом уст своих.

Стихи 24−34. Здесь Ионафан достоверно убеждается в том, во что ему не хотелось верить: его отец испытывает непримиримую вражду по отношению к Давиду и непременно предал бы того смерти, будь это в его власти; причем Ионафан сам дорого заплатил, чтобы узнать об этом.

I. Саул заметил отсутствие Давида в первый день трапезы, но ничего не сказал. Царь сел на своем месте, чтобы вкушать мясо мирных жертв, по обычаю (ст. 25), тем не менее его сердце преисполнено такой злобы и зависти к Давиду, которую только способно вместить. Ему следовало бы в первую очередь помириться с Давидом и лишь потом пойти и принести свой дар, он же, вместо этого, надеялся «испить» во время трапезы Давидовой крови. Какой мерзостью стала жертва, принесенная с такими нечестивыми мыслями, как эти! (см. Притч 21:27). Когда царь пришел, чтобы занять свое место, Ионафан встал в знак почтения как к отцу, так и к монарху; каждый знал свое место, но место Давида пустовало. Раньше такого не было. Он, как никто другой, с радостью отправлял священные обязанности. Он бы и сейчас присутствовал, если бы не рисковал при этом жизнью; именно забота о самосохранении обязывала его удалиться. Если над нами нависла угроза смерти, то мы можем временно отложить исполнение обязанностей, тем более не должны бросаться в «открытую пасть» опасности. Даже Сам Христос зачастую скрывался, зная, что Его час еще не настал. Но в тот день Саул не подал виду, что заметил отсутствие Давида, и сказал про себя: «Наверное, Давид нечист (ст. 26). Его постигло какое-либо церемониальное осквернение, запрещающее принимать святую пищу, пока он не омоет одежды свои и не омоется водою и нечист будет до вечера». Саул знал, насколько добросовестно Давид исполнял закон и что он скорее воздержится от священной трапезы, чем придет нечистым. Слава Богу, что теперь никакая нечистота не служит нам ограничением, но мы можем с верою и покаянием омыться водой из открытого источника (Пс 25:6).

II. Отсутствием Давида заинтересовались на второй день (ст. 27). Саул спросил Ионафана, ибо знал, что тот наперсник Давида: почему сын Иессеев не пришел к обеду? Женившись на дочери Саула, Давид стал и его сыном, тем не менее царь с пренебрежением называет его сыном Иессеевым. В его вопросе звучит недовольство фактом отсутствия на религиозной трапезе; и это должно послужить примером хозяевам семей, чтобы следили и не позволяли своим подопечным отсутствовать на общественных или семейных богослужениях. Плохо, если мы пропускаем возможность регулярно служить Богу во время священных таинств, не имея на то уважительной причины. Фома однажды не явился на собрание учеников и не увидел Христа. Однако Саул расстроился по иной причине: он лишился возможности (на которую рассчитывал) причинить зло Давиду.

III. Ионафан приводит оправдание (ст. 28−29).

1. Что Давид отсутствует по уважительной причине, участвуя в трапезе в другом месте, ибо за ним послал старший брат, который теперь относится к нему с большим почтением, чем прежде (1Цар 17:28). И Давид отправился отдать дань уважения своим родственникам ради сохранения братской любви; и ни один господин не лишил бы своего слугу права поступить так в должное время.

2. Он ссылается на то, что Давид ушел не самовольно, а смиренно попросил и получил разрешение у Ионафана, к которому имел право обратиться с такой просьбой как к вышестоящему начальнику. Так Ионафан засвидетельствовал, что Давид никоим образом не проявил неуважения к власти.

IV. Вслед за этим Саул приходит в чрезмерную ярость и свирепствует, как лев, упустивший свою добычу. Давид оказался в недосягаемости, и Саул набрасывается на Ионафана (ст. 30−31) и ругает его словами, которые благородному человеку, правителю, не пристало произносить в чей-либо адрес вообще, тем более собственного сына, наследника престола сына, который служил ему и был мощной опорой и украшением семьи, к тому же в присутствии множества людей и во время праздника, когда все должны быть в хорошем настроении, причем праздника священного, когда любую неуемную страсть надлежит подавлять и умерщвлять. Фактически Саул назвал Ионафана:

(1) Незаконнорожденным: ты, сын развратной и непокорной женщины (англ. пер., ст. 30); то есть если перевести это на скверный и неразумный язык грубых страстей человеческих, то получится: «Ты, сын блудницы». Саул говорит, что Ионафан родился на срам матери своей, и тем самым дал всему миру повод для подозрения, что тот не приходится ему законным сыном, ибо полюбил человека, которого Саул ненавидит, и поддерживает того, кто погубит их семью.

(2) Предателем: ты, сын упрямого бунта (дословно), то есть: «ты, упрямый бунтарь». Было время, когда Саул считал Ионафана самым надежным и любимым советником и полководцем; теперь же в гневе представляет его несущим угрозу короне и жизни царя.

(3) Безумцем: ты подружился с сыном Иессеевым на срам себе, ибо, пока он жив, не устоишь ни ты, ни царство твое. На самом же деле Ионафан поступил мудро как для себя, так и для своей семьи, заручившись поддержкой Давида, престол которому уготовили Небеса, тем не менее именно за это его обвиняют в недальновидности. И нам полезно считать своим народом Божий народ и дружить с теми, с кем Бог. В конечном счете мы убедимся в преимуществе этой дружбы, даже если сейчас кажется, что она вредит нашим мирским интересам. Вероятно, Саул знал, что Давид был помазан на царство той же рукой, которая помазала прежде его, и поэтому не Ионафан, а он сам был безумцем, думавшим расстроить Божий совет. Ничто Саула не удовлетворит, кроме смерти Давида, и Ионафан должен привести его на казнь. Видите, как зловеще выглядят страсти Саула, и пусть это послужит нам предостережением против потакания чему-либо подобному в себе. Ярость это безумие, и всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца.

V. Ионафан расстроился и горько скорбел из-за жестокой ярости своего отца, тем более, что он надеялся на лучшее (ст. 2). Он беспокоился за отца, что тот столь груб, и беспокоился за друга, который, как он знал, был Божьим другом, но тем не менее подвергся столь унизительному оскорблению; Ионафан скорбел о Давиде (ст. 34), но также переживал и о себе, потому что обидел его отец его, и, хотя обида была совершенно несправедливой, ему пришлось с ней смириться. Ионафану можно посочувствовать, видя как он:

(1) Рискует согрешить. Этому мудрому и благочестивому человеку стоило больших трудов сдерживать себя, подвергшись такой провокации. Он не возразил на упреки отца в свой адрес; подчиненным приличествует в кротости и безмолвии переносить оскорбления, нанесенные им в порыве гнева. Будучи наковальней, лежи тихо. Но он не смог смириться со смертным приговором, вынесенным Давиду, и на таковой ответил с пылом: за что умерщвлять его? что он сделал? (ст. 32). Благородный дух намного легче переносит оскорбления в свой адрес, нежели в адрес своих друзей.

(2) Рискует жизнью. Саул теперь пришел в такую ярость, что бросил копье в Ионафана (ст. 3З). Казалось бы, он так сильно заботился, чтобы царство Ионафана утвердилось (ст. 31), но все же покушается на его жизнь. В каких безумцев, в каких диких зверей превращает людей ярость! Как нуждается она в подавлении: кольцо в ноздри, узду в пасть! Ионафан полностью убедился, что против Давида замышляется зло, и это сильно вывело его из равновесия: и встал Ионафан из-за стола, считая, что самое время уйти, раз на его жизнь покушаются, и не обедал, ибо вкушать святую пищу со скорбью не принято. Можно предположить, что все гости расстроились, и праздник перестал быть радостным. Жестокосердый разрушает плоть свою (Притч 11:17).

Стихи 35−42. 1. Здесь Ионафан верно исполняет данное Давиду обещание, что сообщит ему о результате этого рискованного эксперимента. В назначенное время он пришел в условленное место (ст. 35), которое, как он знал, находилось в поле зрения притаившегося Давида. Ионафан послал своего мальчикаслугу принести стрелы, пущенные как бы наугад (ст. 36), и дал Давиду фатальный знак, пуская стрелы впереди отрока: смотри, стрела впереди тебя (ст. 37). О значении слова впереди Давид знал лучше, чем отрок. Ионафан отпустил ничего не знавшего об этом деле мальчика и, убедившись, что место пустынное и нет опасности быть обнаруженными, он отважился на минутное общение с Давидом, после того как велел ему бежать ради спасения жизни.

2. Здесь описано весьма печальное расставание двух друзей, которые, по всей видимости, уже никогда не будут вместе, за исключением одной тайной встречи в лесу (1Цар 23:16).

(1) Давид обратился к Ионафану скорее с почтением слуги, нежели с непринужденностью друга: он пал лицем своим на землю и трижды поклонился, выражая глубокую признательность за оказанную ему услугу.

(2) Их прощание преисполнено чувств и сопровождается поцелуями и слезами; они плакали друг у друга на плече, но Давид плакал более (ст. 41). Разлука таких верных друзей была одинаково мучительной для обоих, но Давид оказался в более плачевной ситуации; ибо, тогда как Ионафан возвращался к семье и друзьям, Давид уходил, оставляя все блага, включая близость к Божьему святилищу, и поэтому его скорбь была сильнее скорби Ионафана, или же он был более впечатлительным по характеру и проявлял свои чувства сильнее.

(3) Они снова вспомнили заключенный между ними завет дружбы, утешая себя таковым во время столь печального расставания: «...клялись мы оба именем Господа о себе и о своих наследниках, чтобы как мы, так и они хранили верность и милость друг к другу от поколения к поколению». Так и нас, пока мы водворены в теле и устранены от Господа, утешает то, что Он заключил с нами завет вечный.