Деяния апостолов | 14 глава

1(б). «В Иконии они вошли вместе в Иудейскую синагогу и говорили так, что уверовало великое множество Иудеев и Еллинов» (Деян. 14:1). Опять входят в синагоги. Смотри, как они не сделались боязливее, после того, как сказали: «мы обращаемся к язычникам». Уже тем, что здесь было великое множество (уверовавших), лишают их оправдания. «Уверовало» говорит (писатель), «великое множество Иудеев и Еллинов». Вероятно, они проповедовали и эллинам. «А неверующие Иудеи возбудили и раздражили против братьев сердца язычников» (ст. 2). Возбудили вместе и язычников, как будто недовольно было их одних. Почему же (апостолы) не вышли оттуда? Потому что их не изгоняли, а только притесняли. «Впрочем они пробыли здесь довольно времени, смело действуя о Господе, Который, во свидетельство слову благодати Своей, творил руками их знамения и чудеса» (ст. 3). Это придавало им дерзновения, или лучше, их усердие придавало им дерзновения. Потому‑то они долгое время нигде не совершали знамений. Самое то, что слушающие веровали, было из числа знамений. Этому содействовало и их дерзновение. «Между тем народ в городе разделился: и одни были на стороне Иудеев, а другие на стороне Апостолов» (ст. 4). Не мало служит к осуждению тех и это самое разделение. Здесь происходило то, что сказал Христос: «не мир пришел Я принести, но меч» (Мф. 10:34). «Когда же язычники и Иудеи со своими начальниками устремились на них, чтобы посрамить и побить их камнями, они, узнав о сем, удалились в Ликаонские города Листру и Дервию и в окрестности их, и там благовествовали» (ст. 5‑7).

2. Опять, как бы нарочито желая распространить проповедь, когда она получила успех, тогда и изгоняют их (апостолов). Смотри: везде гонения производят великие блага, и гонители остаются побежденными, а гонимые являются славными. Придя в Листру, (Павел) совершает великое чудо, воздвигает хромого и притом громким голосом; а как, послушай. «В Листре некоторый муж», говорит (писатель), «не владевший ногами, сидел, будучи хром от чрева матери своей, и никогда не ходил. Он слушал говорившего Павла, который, взглянув на него и увидев, что он имеет веру для получения исцеления, сказал громким голосом: тебе говорю во имя Господа Иисуса Христа: стань на ноги твои прямо. И он тотчас вскочил и стал ходить» (ст. 8‑10). Для чего громким голосом? Для того, чтобы народ уверовал. И смотри, с каким усердием он внимал словам Павла; это, именно, означается словом: «слушал». Видишь ли его любомудрие? Хромота нисколько не препятствовала его усердию — слушать. «Взглянув на него и увидев, что он имеет веру для получения исцеления». Он уже обратился внутренне; между тем с другими происходило противное. Наперед исцелялись тела их, а потом уже врачевались их души; этот же не так. Мне кажется, что Павел проникал в самую душу его. «Вскочил», говорит, «и стал ходить». Знаком совершенного исцеления было то, что он вскочил. «Народ же, увидев, что сделал Павел, возвысил свой голос, говоря по‑ликаонски: боги в образе человеческом сошли к нам. И называли Варнаву Зевсом, а Павла Ермием, потому что он начальствовал в слове. Жрец же идола Зевса, находившегося перед их городом, приведя к воротам волов и принеся венки, хотел вместе с народом совершить жертвоприношение» (ст. 11‑13). Но этого доселе нельзя было знать, потому что они говорили на собственном наречии: «боги в образе человеческом сошли к нам». Потому (апостолы) ничего не говорили им; но когда увидели венцы, то бросившись разодрали одежды свои. «Но Апостолы Варнава и Павел, услышав о сем, разодрали свои одежды и, бросившись в народ, громогласно говорили: мужи! что вы это делаете? И мы — подобные вам человеки» (ст. 14, 15). Смотри, как они всегда чуждались славы, и не только не искали ее, но отклоняли и тогда, когда им предлагали ее. Так и Петр говорил: «что дивитесь сему, или что смотрите на нас, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит?» (Деян. 3:12) Также и они говорят. Иосиф говорил о сновидениях: «не от Бога ли истолкования?» (Быт. 40:8) Подобным образом и Даниил: «мне тайна сия открыта не потому, чтобы я был мудрее всех живущих» (Дан. 2:30). И Павел всегда тоже говорил, как например: «кто способен к сему?» (2 Кор. 2:16); и еще: «не потому, чтобы мы сами способны были помыслить что от себя, как бы от себя, но способность наша от Бога» (2 Кор. 3:5). Но обратимся к вышесказанному. Народ не просто следовал за апостолами, но как? — просил, чтобы они опять проповедали о том же, и усердие свое показывал на деле. И они, смотри, постоянно вразумляли, а не просто принимали и не льстили. Потому (писатель) и сказал: «беседуя с ними, убеждали их пребывать в благодати Божией». А почему (иудеи) прежде не противоречили? Потому что проповедники дотоле молчали. Видишь ли, как они всегда руководились страстью? И не только противоречили, но еще злословили: так злоба никогда не знает пределов! Но посмотри и на решимость (апостолов). «Вам», говорится, «первым надлежало быть проповедану слову Божию, но как вы отвергаете его». Ничего оскорбительного (не сказано). Также поступали (иудеи) и с пророками: «не согласился послушаться», говорили они, «мы не слушаем от тебя» (1 Цар. 8:19; Иер. 44:16). «Но как вы отвергаете его», говорится, а не нас, — потому что не к нам относится ваше оскорбление. А чтобы кто не подумал, что они из благоговения «сами себя делаете недостойными», для того (Павел) сказал наперед: «отвергаете его», и потом: «обращаемся к язычникам». Эти слова исполнены великой кротости. Не сказал: мы оставляем вас, — чтобы показать, что можно было опять возвратиться сюда: и это (удаление) делается не вследствие вашего оскорбления, но так нам заповедано. Язычникам надлежит услышать (слово Божие), но то не от нас, а от вас зависит, что они должны будут (услышать) прежде вас. «Ибо так заповедал нам Господь: Я положил Тебя во свет язычникам, чтобы Ты был во спасение», т. е. в познание спасения, и не просто «язычникам», но всем; это, именно, означают слова: «были предуставлены к вечной жизни». А это служит признаком, что они приняты по воле Божией. Сказал: «предуставлены», чтобы показать, что не по принуждению. «Кого Он предузнал», говорит, «тем и предопределил» (Рим. 8:29). И не только в городе они проповедовали, но и во (всей) стране. Язычники, услышав о том, вскоре и сами стали приходить. «Но Иудеи», говорит (писатель), «подстрекнув набожных женщин, воздвигли гонение». Смотри: они же были виновниками и сделанного женами. «И изгнали их», говорит, «из своих пределов», не только из города, но и из всей страны. Потом говорит еще более страшное: «а ученики исполнялись радости и Духа Святаго». Учители были гонимы, а они радовались. Видишь ли свойство евангельской проповеди, какую великую она имеет силу? «Возбудили и раздражили», говорит, «против братьев сердца язычников», т. е. клеветали на апостолов, во многом обвиняли их, их — простосердечных представляли коварными.

3. И смотри, как всегда (писатель) все приписывает Богу. «Впрочем они пробыли здесь довольно времени», говорит, «смело действуя о Господе, Который, во свидетельство слову благодати Своей». Не подумай, что это служит к унижению их. Когда они проповедовали, — подобно как (о Христе апостол) говорит: «засвидетельствовал пред Понтием Пилатом» (1 Тим. 6:13), — то выражалось их дерзновение; здесь же он говорит по отношению к народу. Потом, увидев нападение, они не медлили: «удалились в Ликаонские города Листру и Дервию и в окрестности их», где уже не могла действовать ярость (иудеев), и ходили не только по городам, но и по окрестным странам. Посмотри на простоту язычников и на злобу иудеев. Те делами показали, что они были достойны слушать (апостолов); такую честь они оказывали им только за знамения. Те почитали их за богов, а эти изгоняли их, как людей вредных; те не только не препятствовали проповеди, но и говорили: «боги в образе человеческом сошли к нам». А иудеи соблазнялись. «И называли», говорит (писатель), «Варнаву» «Варнаву Зевсом, а Павла Ермием». Мне кажется, что Варнава имел и вид достопочтенный. Не малое было это искушение от излишнего усердия; но апостолы и здесь явили добродетель свою. И смотри, как всегда они все относят к Богу. Будем подражать им и мы; не будем считать ничего своим, так как и сама вера не есть наша собственность. А что она принадлежит не нам, но более Богу, послушай Павла, который говорит: «и сие не от вас, Божий дар» (Еф. 2:8). Потому не будем высокомудрствовать и превозноситься мы — люди, земля и пепел, дым и тень. Скажи мне, в самом деле, чем ты превозносишься? Тем ли, что ты подал милостыню и раздал имущество? Но что из этого? Подумай, что было бы, если бы Бог не восхотел сделать тебя богатым; подумай о бедных, или лучше — вспомни, сколь многие пожертвовали притом и самим телом своим и многим другим, и пожертвовав считали себя ничего не сделавшими. Ты подал для себя, а Христос (предал Себя) для тебя; ты отдал должное, а Христос не был тебе должен. Вспомни о неизвестности будущего и не высокомудрствуй, но страшись; не унижай добродетели гордостью. Хочешь ли поистине сделать что‑либо великое? Никогда не считай своих добрых дел великими. Но ты пребываешь девственником? И те были девами (Мф. 25:3), но не получили никакой пользы от девства по своей жестокости и бесчеловечию.

Нет ничего равного смиренномудрию: оно — источник, корень, питатель, основание и союз всего доброго; без него мы жалки, скверны и нечисты. Представь, если хочешь, что кто‑нибудь воскрешает мертвых, исцеляет хромых, очищает прокаженных, но с гордостью: ничего не может быть хуже, нечестивее и виновнее его. Не считай ничего своим. Обладаешь ли словом и даром учительства? Не думай, что ты чрез это имеешь что‑нибудь больше других. Потому в особенности ты и должен смиряться, что удостоился больших даров. Кому больше «прощается», тот должен больше «возлюбить» (Лк. 7: 47). Потому тебе и должно смиряться, что Бог, минуя других, призрел тебя. Поэтому страшись, так как это часто служит и к твоей погибели, если не бываешь внимательным.

Чем ты превозносишься? Тем ли, что учишь посредством слов? Но любомудрствовать на словах легко; научи меня своею жизнью, — вот самый лучший способ учения. Ты говоришь, что надобно быть умеренным, ведешь об этом длинную речь и витийствуешь, разглагольствуя неудержимо. Но гораздо лучше тебя тот, — все скажут, — кто учит меня этому делами. Обыкновенно не столько внедряются в душу наставления словами, сколько делами: и если ты не имеешь дел, то разглагольствуя не только не приносишь пользы, но больше причиняешь вред; лучше бы молчать. Почему? Потому что предлагаешь мне дело невозможное. Если ты, который говоришь так много, — рассуждаю я, — не исполняешь этого, то тем больше я достоин извинения, который ничего не говорю. Потому‑то и сказал пророк: «грешнику же сказал Бог: зачем ты проповедуешь уставы Мои» (Пс. 49:16)? Гораздо больше вреда в том, когда кто, хорошо поучая словами, опровергает свое учение делами. Это стало виною множества зол в церквах. Потому простите, прошу вас, если речь наша долее остановится на этой страсти. Многие делают многое для того, чтобы, ставши на средине говорить продолжительно; если они удостоятся рукоплесканий от народа, то бывает с ними тоже, как бы получили они царство; если же окончание их речи сопровождается молчанием, то это молчаливое уныние бывает для них мучительнее самой геенны. Это так низвратило церкви, что и вы ищете слышать слово не обличительное, но могущее услаждать вас и произношением и составом речи, как будто вы слушаете певцов и музыкантов, и мы холодным и жалким образом стараемся угождать вашим желаниям, которые следовало бы отвергать.

4. И бывает тоже, как если бы какой отец своему слишком нежному и притом больному сыну давал пирожное, прохладительное и все, что только услаждает, а полезного ничего не предлагал и потом на замечания врачей стал бы говорить в свое оправдание: «что же делать? Я не могу видеть плачущего сына». Несчастный, жалкий, предатель! — ведь я не назову такого отцом — не гораздо ли лучше было бы, причинив кратковременную скорбь возвратить ему совершенное здоровье, нежели временное услаждение сделать причиною всегдашней скорби? Тоже бывает и с нами, когда мы заботимся о красоте выражений, о составе и благозвучии речи, чтобы доставить удовольствие, а не принести пользу, чтобы возбудить удивление, а не научить, чтобы усладить, а не обличить, чтобы получить рукоплескания и отойти с похвалами, а не исправить нравы.

Поверьте мне, — не без причины говорю, — когда слова мои сопровождаются рукоплесканиями, в то время я чувствую нечто человеческое (почему не сказать правды?), радуюсь и услаждаюсь; но когда, возвратившись домой, подумаю, что рукоплескавшие не получили никакой пользы, а если чем и должны были воспользоваться, то потеряли от рукоплесканий и похвал, тогда скорблю, жалею и плачу, думаю, что все я говорил напрасно, и говорю сам себе: какая польза от моих трудов, когда слушатели не хотят получить никакой пользы от слов моих? Неоднократно я думал постановить правило, запрещающее рукоплескания и приглашающее вас слушать в молчании и с должной благопристойностью. Воздержитесь же, прошу вас, послушайте меня и, если угодно, постановим теперь же такое правило, что никому из слушателей не дозволяется рукоплескать в продолжение чьей‑либо речи; если кто желает удивляться, то пусть удивляется в молчании; никто этому не препятствует; но все внимание и старание пусть обратится на то, чтобы усвоить сказанное. Но вот, для чего вы рукоплещете? Против этого‑то я полагаю правило; а вы не имеете терпения выслушать. Оно будет виною многих благ и училищем любомудрия. Когда внешние (языческие) философы говорили, никогда никто не рукоплескал им; когда и апостолы проповедовали, никогда не случалось, чтобы среди речи их слушатели прерывали говорившего рукоплесканиями. Оно принесет нам великую пользу. Итак, постановим следующее: пусть все слушают в молчании, чтобы мы досказывали все. Ведь если мы после рукоплесканий отойдем, удерживая слышанное, то и тогда эта похвала совершенно бесполезна (но я впрочем не стану строго разбирать, чтобы кто не упрекнул меня в неучтивости); если же в этом нет никакой пользы, но еще вред, то удалим препятствие, прекратим восхищения, оставим душевные восторги. Христос проповедовал на горе; но никто ничего не говорил, пока Он не окончил речь (Мф. 5:1; 7:28). Я не лишаю возможности рукоплескать тех, которые хотят этого; но еще более поддерживаю их восторг. Гораздо лучше, выслушав в молчании и припоминая (сказанное), рукоплескать во всякое время, и дома и на площади, нежели, растеряв все, возвратиться домой ни с чем, не имея и предмета для рукоплесканий. Не будет ли достоин осмеяния слушатель, не сочтут ли его льстецом и насмешником, если он рассказывает, что учитель говорил хорошо, а что именно говорил, сказать не может? Это свойственно лести. Кто слушал музыкантов и певцов, тому было бы простительно, если бы он не мог передать слышанного подобно им; а здесь не музыка и не пение, но сила суждений и любомудрия, что легко всякому пересказать и передать: как же не признать достойным осуждения того, кто не может объяснить, почему он хвалит говорившего? Церкви всего более прилично молчание, благочиние. Шум уместен на зрелищах, в банях, на торжествах и площадях; а где преподаются такие догматы, там должно быть спокойствие, тишина, любомудрие и совершенная пристань. Это знайте все, прошу и умоляю. Я изыскиваю все способы, которыми бы мог сделать полезное для ваших душ. Не маловажным мне кажется и этот способ; он может принести пользу не только вам, но и нам. Он не попустить чваниться и домогаться похвал и славы, говорить приятное, вместо полезного, ежеминутно заниматься составом и красотою выражений, вместо силы мыслей. Войди в мастерскую живописца, и найдешь там великую тишину. Так (пусть будет) и здесь. И здесь мы пишем изображения царские, а не простых людей, красками добродетели. Что это? Опять вы рукоплещете? Дело кажется не легким; но это не по свойству (его), а оттого, что вследствие сильной привычки вы еще не научились исполнять его. Кисть наша здесь — язык, а художник — Дух Святый. Скажи мне, при совершении таинств бывает ли шум, бывает ли смятение? Когда мы совершаем крещение или что‑либо подобное, не тишина ли и безмолвие объемлет все? Это украшение рассеяно на небе. За то осуждают нас и эллины, что мы все делаем как бы на показ и из честолюбия. Но когда прекратится это, тогда погаснет и страсть — к передним местам. А кто любит похвалы, для того достаточно получить их после слушания, когда он станет собирать плоды. Да, прошу вас, постановим это правило, чтобы исполняя все, как благоугодно Богу, нам сподобиться Его человеколюбия, благодатию и щедротами Единородного Его, Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 31

«Но Апостолы Варнава и Павел, услышав о сем, разодрали свои одежды и, бросившись в народ, громогласно говорили: мужи! что вы это делаете? И мы — подобные вам человеки, и благовествуем вам, чтобы вы обратились от сих ложных к Богу Живому, Который сотворил небо и землю, и море, и все, что в них» (Деян. 14:14, 15).

Ревность Павла. — О перенесении оскорблений. — Изображение гневливого.

1. Смотри, с какою силою апостолы все делают. Они разорвали одежды, бросились, стали взывать громко, и все это — по расположению души, по отвращению к случившемуся и в знак своей скорби. И действительно прискорбно было, поистине неутешной было скорбью то, что их приняли за богов, как будто они вводили идолослужение, которое пришли разрушить. А подстроено это было диаволом. Они же не остаются безмолвными, но что? «И мы», говорят, «подобные вам человеки». Тотчас же остановили зло в самом начале. Не сказали просто: «человеки», но: подобные вам. Потом, чтобы не подумали, что и они почитают богов, послушай, что присовокупляют: «благовествуем вам, чтобы вы обратились от сих ложных к Богу Живому, Который сотворил небо и землю, и море, и все, что в них». Смотри: они не упоминают о пророках, и не говорят, для чего (Бог), будучи Создателем всего, попустил язычникам жить по своим законам. «Который в прошедших родах попустил всем народам ходить своими путями» (ст. 16). О том, что (Бог) попустил, (Павел) говорит, а для чего попустил, еще не (говорит); останавливается пока на самом нужном, не упоминая и о имени Христа. «Хотя и не переставал свидетельствовать о Себе благодеяниями, подавая нам с неба дожди и времена плодоносные и исполняя пищею и веселием сердца наши» (ст. 17). Смотри: он не хочет увеличивать вины их, но научает их лучше относить все к Богу. (Апостолы) знали, что не столько должно заботиться о том, чтобы сказать что‑либо достойное о Боге, сколько о том, чтобы сказать полезное слушателям. Заметь, как прикровенно он указывает и на вину их. Ведь если (Бог) столько делал для них, то они достойны наказания за то, что, наслаждаясь такими благами, не познали своего Питателя. Но он не говорит этого явственно, а только намекает, говоря: «подавая нам с неба дожди». Так и Давид говорил: «обогатились от плода пшеницы, вина и елея» (Пс. 4:8); и во многих других местах, когда рассуждает о творении, указывает на это. Иеремия также говорит сначала о творении, а потом о промышлении, являющемся (в ниспослании) дождей. Ими и он руководствуется в своей речи. «Исполняя», говорит, «пищею и веселием сердца наши». Пища (подается) в изобилии, а не только в довольстве и соответственно нужде. «И, говоря сие, они едва убедили народ не приносить им жертвы» (ст. 18). Поэтому они еще более достойны были удивления. Видишь ли, что они о том и заботились, чтобы остановить это безумие? «Из Антиохии и Иконии пришли некоторые Иудеи и, когда Апостолы смело проповедывали, убедили народ отстать от них, говоря: они не говорят ничего истинного, а все лгут. И, возбудив народ, побили Павла камнями и вытащили за город, почитая его умершим» (ст. 19). Подлинно сыны диавола! Не только в своих городах, но и вне их они поступают так и употребляют столько же усилий ко вреду проповеди, сколько апостолы к ее утверждению. «И, возбудив народ», говорит, «побили Павла камнями и вытащили за город». Здесь исполняется сказанное: «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи» (2 Кор. 12:9). Это больше, нежели воздвигнуть хромого. Язычники приняли их за богов, а иудеи «убедили, и, возбудив народ»: не всем же было обычно удивление относительно их (апостолов). И смотри, в том же самом городе, в котором столько удивлялись им, они претерпевают страдания; и это было полезно для видевших. А что (Бог) для этого попустил им страдать, послушай, как (сам апостол) указывает на то, когда говорит: «я удерживаюсь, чтобы кто не подумал о мне более, нежели сколько во мне видит» (2 Кор. 12:6).

«Когда же ученики собрались около него, он встал и пошел в город» (ст. 20). Видишь ли его ревность? Видишь ли горячее и пламенное усердие? Он вошел опять в тот же самый город, и отсюда делается явным, что если он (потом) и удалился, то потому, что хотел сеять слово (в других местах) и что не нужно было раздражать ярость их. Это не менее чудес прославляло их и еще более радовало. Нигде не говорится, чтобы они возвратились, радуясь о том, что сотворили знамения, но — что удостоились принять бесчестие за имя Его. Этому научились они от Христа, Который сказал: «не радуйтесь, что духи вам повинуются» (Лк. 10:20). Истинная и чистая радость — потерпеть что‑либо за Христа. Потом они посетили все те города, в которых подвергались опасностям. «А на другой день удалился с Варнавою в Дервию. Проповедав Евангелие сему городу и приобретя довольно учеников, они обратно проходили Листру, Иконию и Антиохию, утверждая души учеников, увещевая пребывать в вере и поучая, что многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (ст. 21, 22).

2. Так они говорили, так убеждали. «Утверждая», говорит (писатель), «души учеников». Таким образом они были утверждаемы и еще более присоединялись. Предсказывали им (страдания), чтобы те не соблазнились, так как следовало одному и тому же быть не только с апостолами, но и с учениками, чтобы они тотчас же с самого начала познали и силу проповеди, и то, что и им надлежит страдать, и чтобы стояли мужественно, не удивляясь только знамениям, но еще более (укрепляясь) против искушений. Потому и сам он сказал: «таким же подвигом, какой вы видели во мне и ныне слышите» (Флп. 1: 30). Гонения следовали за гонениями, повсюду были брани, преследования, побивание камнями: каково утешение? Как они убеждали, в самом начале беседуя о страданиях? Но вот и другое утешение. «Рукоположив же им пресвитеров к каждой церкви, они помолились с постом и предали их Господу, в Которого уверовали» (ст. 23). Видишь ли ревность Павла? «Помолились», говорит, «с постом и предали их Господу». Вот рукоположение с постом; опять пост, очищение душ наших. «Потом, пройдя через Писидию, пришли в Памфилию, и, проповедав слово Господне в Пергии, сошли в Атталию» (ст. 24, 25). Чтобы ученики не пали духом оттого, что принятые за богов претерпевают такие страдания, — они пришли к ним и беседовали. И заметь: наперед отходят в Дервию, чтобы дать им успокоиться от ярости; а потом опять в Листру, Иконию и Антиохию, уступая им, когда они были раздражены, и опять обращаясь к ним, когда они успокоились. Видишь ли, как они не все совершали благодатию, но иное и собственным тщанием? «А оттуда отплыли в Антиохию, откуда были преданы благодати Божией на дело, которое и исполнили» (ст. 26). Для чего приходят опять в Антиохию? Чтобы возвестить о случившемся там. Кроме того, чрез это устрояется и великое дело: надлежало наконец открыто проповедовать язычникам; потому они и приходят возвестить, чтобы те могли знать об этом, — а случилось, что тогда же пришли и возбранявшие беседовать с язычниками, — и чтобы они, получив потом подтверждение из Иерусалима, шли (к язычникам) открыто. Или иначе: из этого обнаруживается их не надменный нрав. Пришедши, они показывают и свое дерзновение, так как они и без тех (апостолов) возвещали язычникам, и послушание, так как извещают их об этом: совершив такие дела, они не возгордились. «Откуда были преданы», говорит (писатель), «благодати Божией». Дух повелел тогда; но известно, что принадлежащее Духу принадлежит и Сыну, потому что одна у Них власть, как одна природа Сына и Духа. «Прибыв туда и собрав церковь, они рассказали всё, что сотворил Бог с ними и как Он отверз дверь веры язычникам. И пребывали там немалое время с учениками» (ст. 27, 28). И следовало, потому что город был большой и имел нужду в учителях. Но обратимся к вышесказанному. Они поразили их самым видом своим, разодравши одежды. Тоже сделал и Иисус Навин после поражения народа (израильского — Нав. 7:6). Не подумай, что это недостойно их и их благоповедения: иначе они не остановили бы такого порыва, иначе не угасили бы этого пламени. Так и мы да не оставляем делать то, что бывает нужно. Если и таким образом они едва убедили их, то чего не было бы, если бы они не поступили так? Если бы они не сделали этого, то можно было бы подумать, что они не смиренномудры и более заботятся о собственной чести. И обрати внимание на речь, умеренную в упреке, исполненную вместе удивления и упрека. Это‑то особенно и остановило тех, т. е. слово: «и мы — подобные вам человеки, и благовествуем вам, чтобы вы обратились от сих ложных к Богу Живому». Как бы так сказали: хотя мы — люди, но больше этих (богов), потому что они мертвы. Смотри, как они не только останавливают, но и научают, и ничего не говорят о предметах невидимых. «Который сотворил», говорит, «небо и землю, и море, и все, что в них». Свидетелями называет сами времена. О, неистовство иудеев! Они осмелились придти к народу, столько почтившему апостолов, и побить камнями Павла. Извлекли его за город, может быть боясь народа. «Они помолились», говорит (писатель), «с постом и предали их Господу». Учили поститься среди искушений. Не говорили о том, что они сами сделали, но «что сотворил Бог с ними». Мне кажется, что они говорили об искушениях. Пришли сюда не напрасно и не с тем, чтобы успокоиться, но предусмотрительно будучи руководимы Духом, чтобы более утвердилась проповедь между язычниками. Но почему, скажешь, они не поставили пресвитеров в Кипре и в Самарии? Потому что последняя была недалеко от апостолов, а первый — от Антиохии, отчего слово (там) и поддерживалось; здесь же имели нужду в большем утешении, особенно верующие из язычников, которых надлежало много научать. Они пришли научать, потому что были истинно рукоположены Духом. И посмотри на ревность Павла. Он не спрашивает, должно ли проповедовать язычникам, но тотчас же проповедует; потому он и говорил о себе: «не стал тогда же советоваться с плотью и кровью» (Гал. 1:16).

3. Подлинно, скорбь — великое благо и украшение великой и благородной души. Как многие уверовали после этого, и никто столько не прославился! Так и нам всегда нужна ревность, великая горячность души и готовность ее к смерти. Невозможно ведь получить царствие иначе, как чрез крест. Не будем же обольщать себя. Если во время войны невозможно спастись, предаваясь неге, заботясь об имуществе, занимаясь торговлею и оставаясь в беспечности, то тем более во время этой брани. Или вы думаете, что эта брань не жесточе всех других? «Наша брань», говорит (апостол), «не против крови и плоти» (Еф. 7:12). Обедаем ли мы, ходим ли, моемся ли, — враг всегда стоит подле нас. Он не знает времени отдыха, разве только во время сна; но часто и тогда нападает, влагая нечистые помыслы и возбуждая наши страсти сновидениями. А мы, считая маловажным то, из‑за чего он нападает, не бодрствуем, не трезвимся, не взираем на множество враждебных нам сил, не думаем, что это самое и есть величайшее бедствие, но среди столь многих браней предаемся неге, как будто среди мира. Поверьте мне, и теперь можно терпеть страдания лютее тех, какие претерпел Павел. Тогда побивали его камнями, а теперь можно быть побиваему словами тяжелее камней. Что же надобно делать? То, что он делал. Он не возненавидел побивающих его, но после того, как извлекли его вон, опять вошел в город, чтобы благодетельствовать столько оскорбившим его. Если и ты перенес оскорбление от обидчика, поступившего с тобою несправедливо, то и ты как бы побиваем был камнями. Не говори: я не сделал ничего худого. А Павел что сделал такое, за что бы побивать его камнями? Он проповедовал о царствии, отклонял от заблуждения, приводил к Богу: это достойно венцов, достойно славы, достойно неисчислимых наград, а не камней, — и, однако, он потерпел противное. Но это и есть блистательная победа. «И вытащили», говорит (писатель). И тебя часто влекут. Но ты не гневайся, а проповедуй слово (Божие), посредством кротости. Оскорбил ли тебя кто? Молчи, благословляй, если можешь: таким образом и ты возвестишь слово (Божие), научишь кротости, внушишь смирение. Я знаю многих, которые не столько страдают от ран, сколько от оскорбления словами, потому что рана касается тела, а это — души. Но не будем огорчаться, или лучше, когда мы оскорблены, будем терпеть. Не видите ли, как борцы, будучи ранены в голову, потеряв зубы, спокойно переносят боли? Но здесь не нужно скрежетать, не нужно кусать зубами. Вспомни о твоем Владыке, и это воспоминание тотчас соделается для тебя врачевством; вспомни о Павле; рассуди, что ты, получая рану, остаешься победителем, а тот, нанося рану, побежденным, и этим уврачуешь все. Не увлекайся в (первую) минуту, и ты тотчас исправишь все; не поддавайся (первому) движению, и угасишь все. Великое утешение — потерпеть что‑либо за Христа. Если ты не возвещаешь слова веры, то возвещаешь слово любомудрия. Но, скажешь, чем более (обидчик) видит кротости, тем более нападает. Неужели же ты огорчаешься тем, что он умножает для тебя награды? Но, скажут, он делается неукротимым. Это предлог твоего малодушия; напротив, тогда он делается неукротимым, когда ты мстишь. Если бы Бог знал, что вследствие немстительности оскорбители делаются неукротимыми, то не заповедал бы ее, а сказал бы: мсти за себя; но Он знает, что она приносит более пользы.

Не полагай законов, противных Богу; Ему повинуйся; ты не лучше Сотворившего нас. Он сказал: переноси оскорбления; а ты говоришь: я отомщу оскорбителю, чтобы он не сделался неукротимым. Так ты более (Бога) печешься о нем? Это — слова страсти, строптивости, гордости, противления заповедям Божиим. Если бы даже он потерпел от того вред, то не следует ли повиноваться? Когда Бог повелевает что‑нибудь, мы не должны полагать законов, противных Ему. «Кроткий ответ», говорит (Премудрый), «отвращает гнев» (Притч. 15:1). Вот, что делает (ответ) смиренный, а не противоречивый. Если это полезно для тебя, то полезно и для него; если же вредно для тебя, который думаешь исправить его, то тем более для него. «Врач! исцели Самого Себя» (Лк. 4:23). Сказал ли он худо (о тебе)? Ты похвали (его). Поносил ли? Ты превозноси. Замышлял ли зло? Ты окажи благодеяние. Воздай ему противным, если точно печешься о его спасении, а не старайся удовлетворить своей страсти мщения. Но, скажешь, неоднократно испытав мое долготерпение, он сделался хуже. Это касается не тебя, а его. Хочешь ли узнать, что претерпел Бог? Жертвенники Его разрушили, пророков убили (Рим. 11:3), а Он перенес все. Не мог ли Он ниспослать молнии свыше? Но после того, как посланных Им пророков убили, Он послал Сына. Когда они обнаруживали большое нечестие, тогда Он оказывал благодеяния. Так и ты, когда видишь (гневливого) ожесточившимся, тогда тем более уступи, потому что самое ожесточение его имеет нужду в большем послаблении. Чем сильнее он оскорбляет, тем в большей кротости имеет нужду. Подобно тому как горячка, когда особенно усиливается, тогда требует спокойствия, так и ожесточившийся. Когда зверь слишком рассвирепеет, тогда мы все убегаем от него, — так и от гневного. Не подумай, что это честь для него: разве мы хотим почтить зверя или беснующихся, когда убегаем от них? Нисколько. Это — бесчестие и укоризна; или лучше, не бесчестие и укоризна, но снисхождение и человеколюбие. Не видишь ли, как мореплаватели, когда поднимается сильный ветер, спускают паруса, чтобы не потопить корабля? И всадник, когда кони понесут его, дает им волю и не удерживает, чтобы напрасно не истощить (своей) силы.

4. Так поступай и ты. Гнев — это огонь, это сильный пламень, требующий (горючего) вещества; не давай пищи огню, и скоро прекратишь зло. Гнев не имеет силы сам по себе, если кто‑либо другой не будет поддерживать его. Ничто не может оправдать тебя. Тот одержим неистовством, и не знает, что делает; а если ты, взирая на него, впадаешь в тоже и не умудряешься его примером, то можешь ли получить прощение? Если бы кто, находясь на пиршестве, увидел другого в преддверии в пьяном и безобразном виде, а потом и сам впал в то же, не будет ли это непростительно тем более, что он упился после того? Так и здесь. Не будем думать, будто можно сказать в оправдание: не я начал; это служит к нашему же обвинению, что мы, видя его, не умудрились; это подобно тому, как если бы кто сказал: убил не я первый. Потому‑то ты и достоин наказания, что, видя и пример, не удержал себя.

Если бы ты видел, как пьяный блюет, мучится, терзается, выпучивает глаза, наполняет стол нечистотою, и все убегают от него, а потом сам впал в то же, то не тем ли более ты был бы отвратителен? Таков и гневающийся. Он напрягает жилы более блюющего, распаляет глаза, терзается внутренностями, изрыгает слова гораздо сквернее той пищи, говорит все как бы непереваренное и ничего дельного, — потому что гнев препятствует, — и как там часто избыток мокрот, раздражая желудок, совершенно истощает его, так и здесь избыток жара, возмущая душу, не позволяет скрывать того, о чем лучше бы молчать, и гневающийся говорит все, что следует и чего не следует, посрамляя не слушающих, но самого себя. И как мы убегаем от блюющих, так и от гневающихся. Что мы делаем тогда? Посыплем пепел на их блевотину, тихонько подзовем псов, чтобы они съели изблеванное. Знаю, что вы слушаете с отвращением; но мне хочется, чтобы вы чувствовали то же, когда видите и то состояние, а не услаждались им. Гневливый нечистее пса, возвращающегося на свою блевотину (2 Петр. 2:22): если бы он, изблевав однажды, перестал, то не был бы подобен ему; если же опять изблевывает тоже, то очевидно, что он пожрал изблеванное. Но что сквернее этого? Что нечистее уст, пожирающих такую пищу? Притом первое есть дело природы, а последнее — нет; или лучше, и то и другое противно природе. Как? Так; гневаться всуе (Мф. 5:22) несвойственно природе, но противно ей; потому он и не говорит ничего, как человек, но иное как зверь, иное как беснующийся. Как телесная болезнь противна природе, так и это. А то, что это противно природе, (видно из того), что, если он долго останется в таком состоянии, то мало‑помалу погибнет; а оставаясь долго в том, что свойственно природе, не погибнет. Я желал бы лучше разделять трапезу с человеком, питающимся грязью, нежели с произносящим такие слова. Не видите ли, как свиньи пожирают кал? Так и эти. Что в самом деле срамнее слов, которые произносят гневливые? Они как бы стараются не сказать ничего здравого, ничего чистого, но что только есть постыдного, что только есть безобразного, то и стараются сказать и сделать; и что всего хуже, посрамляя более самих себя, думают, будто посрамляют других; а что они посрамляют самих себя, видно из вышесказанного. Не возражай мне, что они говорят ложь. Пусть например отъявленная блудница, или кто другой из действующих на зрелищах ведет с кем‑нибудь ссору; пусть этот скажет ему такие слова, а он этому точно также: кто из них будет более оскорблен такими словами? Тот слышит то, что в нем есть, а этот, чего в нем нет; таким образом в том ничего не прибыло к стыду его, а у этого многое прибавилось к стыду его. Но пусть действительно будут какие‑либо дела, о которых знает один только гневливый, и пусть он, молчавши прежде, обнаружит их во время гнева; и в таком случае он более вредит самому себе. Каким образом? Соделываясь провозвестником зла, заслуживая славу бессовестного и неверного; он увидит, как все тотчас будут порицать его и везде говорить так: если бы он знал даже об убийстве, скажут, то и это все высказал бы. Все будут отвращаться от него, как от нечеловека, ненавидеть его, называть свирепым и диким зверем, и скорее простят тому, нежели ему. Мы не столько отвращаемся от тех, которые имеют раны сколько от тех, которые стараются обнажить и показать их. Так и он оскорбляет не того только, но и самого себя и слушающих и всю вообще природу человеческую; он поразил слушателя, но ничего доброго не сделал! Потому Павел и говорит: «дабы мне дано было слово — устами моими открыто с дерзновением возвещать тайну благовествования» (Еф. 6:19). Будем же иметь язык, изрекающий доброе, чтобы снискать любовь и благорасположенность. Но зло дошло до того, что многие хвалятся тем, чего надлежало бы стыдиться. Многие произносят такую угрозу: ты не устоишь, говорят, против языка моего. Такие слова свойственны женщине пьяной и беспорядочной, старухе непотребной, которую преследуют на торжище. Нет ничего постыднее этих слов; нет ничего недостойнее мужа, ничего женоподобнее, как в языке полагать свою силу и хвалиться злословием, подобно действующим на зрелищах, подобно шутам, тунеядцам и льстецам. Более свиньи, нежели люди, — те, которые этим хвалятся. Тебе надлежало бы скрыть это от самого себя, и если бы кто другой сказал тебе об этом, надлежало бы бежать от слов его, как враждебных и недостойных мужа; а ты сам делаешься провозвестником укоризн. Но ты нисколько не повредишь слушающему от тебя злое. Потому, увещеваю, уразумев, как велико это зло, которым многие даже хвалятся, опомнимся, исправим преданных этому безумию, изгоним из города такие общества, благоустроим наш язык и воздержим его от всякого злословия, чтобы, очистившись от грехов, мы могли приобрести благоволение свыше и сподобиться человеколюбия Божия, благодатию и щедротами Единородного Его, с Которым Отцу, со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.