Библия тека

Собрание переводов Библии, толкований, комментариев, словарей.


2 послание Коринфянам | 6 глава

Толкование Иоанна Златоуста


БЕСЕДА 12

Мы же, как споспешники, умоляем вас, чтобы благодать Божия не тщетно была принята вами. Ибо сказано: во время благоприятное Я услышал тебя и в день спасения помог тебе. Вот, теперь время благоприятное, вот, теперь день спасения. (2 Кор. 6:1, 2).

Благодать не ведет ко спасению, если нет чистой жизни. — В чем состоит истинное богатство. — Бедняки счастливее богачей.

1. Так как (апостол) сказал, что Бог призывает, а мы только посланники от Него, которые молим, чтобы вы примирились с Богом, то, чтобы (коринфяне) не предались беспечности, он снова устрашает их и возбуждает, говоря: «умоляем вас, чтобы благодать Божия не тщетно была принята вами» (молим, не вотще благодать Божию прияти вам). «Не будем, — говорит, — предаваться беспечности потому, что Бог нас призывает, и послал к нам посланников. Напротив, поэтому‑то самому и будем всячески стараться угодить Богу, и собрать сокровища духовные (о чем он и выше говорил, когда сказал, что «любовь Божия обдержит нас», т. е. побуждает, заставляет, нудит), — чтобы, после такого попечения, предавшись беспечности и не показавши ничего доброго, не лишиться вам столь великих благ. Итак, не думайте, что, если (Бог) послал призывающих, это призывание продолжится вечно. Оно продолжится только до второго пришествия; Он будет призывать, доколе мы находимся только здесь, а после того суд и мучение. Это‑то, — говорит, — и побуждает нас призывать вас». Он часто возбуждает верующих не только величием благ и человеколюбием (Божиим), но и краткостью времени. Так в других посланиях он говорит: «ныне ближе к нам спасение» (ныне бо ближайшее нам спасение) (Рим. 13:12); и еще: «Господь близко» (Флп. 4:5). А здесь еще более делает: побуждает верующих не только краткостью данного времени, но еще и тем, что это только время и благоприятно для спасения. «Вот, — говорит, — теперь время благоприятное, вот, теперь день спасения» (Се ныне время благоприятно, се день спасения). Не будем же терять благоприятного времени, но покажем достойное данной нам благодати попечение. «Потому, — говорит, — и мы сами спешим, зная и краткость, и благоприятность времени». Вот почему он сказал: «умоляем вас» (споспешествующе же и молим). «Как споспешники вам», потому что «Мы помогаем более вам, нежели Богу, от Которого мы посланы. Он ни в чем не имеет нужды; все спасение распространяется на вас». Впрочем, этим не отвергается и то, что (апостолы) были споспешники и Богу, как и говорит в другом месте: «Ибо мы соработники у Бога» (Богу есмы споспешницы) (1 Кор. 3:9). «К этому‑то спасению, — говорит, — мы и призываем вас: «умоляем». Когда же Бог призывает ко спасению, то не просто призывает, но представляя на то права Свои, именно то, что Он дал Сына‑праведника, не ведавшего греха, и за нас грешников соделал Его грехом, чтобы мы сделались праведными. Тому, Кто имеет столько прав и есть Бог, не следовало бы и призывать, и притом людей непокорных; напротив, нам бы надлежало призывать Его каждый день. И, однако, Он призывает мы же, — говорит, — призывая, не можем от себя представить вам никакого права или благодеяния, разве то одно, что умоляем вас именем Бога, открывшего вам столько благодеяний. Умоляем же для того, чтобы вы приняли Его благодеяние и не отвергли дара. Итак, послушайте нас — и не напрасно примите предлагаемую вам благодать». Чтобы (слушатели) не подумали, что примирение состоит только в том, чтобы веровать в Призывающего, он требует еще исправления жизни, потому что, получивши прощение грехов и, примирившись (с Богом), жить опять по‑прежнему значит то же, что снова возвратиться к вражде и, в рассуждении жизни, напрасно принять благодать.

Благодать не спасет нас при нечистой жизни; напротив, еще более повредит нам и усугубит грехи наши, если мы после такого познания и дара возвратимся к прежним беззакониям. Впрочем (апостол) ясно пока еще не говорит этого, чтобы не сделать слова своего тяжким; а говорит только, что иначе мы не получим никакой пользы. Потом напоминает пророчество, убеждая тем и побуждая (коринфян) подвигнуться, чтобы получить спасение. «Ибо сказано, — говорит, — во время благоприятное Я услышал тебя и в день спасения помог тебе. Вот, теперь время благоприятное, вот, теперь день спасения» (Глаголет бо: во время приятно послушах тебе, и в день спасения помогох ти. Се ныне время благоприятно, се день спасения) (ст. 2). «Время благоприятное». Какое это время? Время дара и благодати, в которое не отчета в грехах требуют, не осуждение произносят, но с прощением грехов предлагают и наслаждение бесчисленными благами, — оправдание, освящение и все другие. Сколько надлежало бы трудиться, чтобы дождаться такого времени? Но вот без всякого с нашей стороны труда пришло это время, неся с собою оставление всех прежде бывших грехов. Поэтому и называют его благоприятным, так как (Господь) принимает ныне и величайших грешников, и не только принимает, но еще удостаивает их высочайших почестей. Когда Царь пришел, то уже не суда время, но милости и спасения. Потому и называет это время благоприятным, доколе мы находимся в подвиге, доколе работаем в винограднике, доколе остается одиннадцатый час.

2. Итак, приступим к подвигу, покажем жизнь добродетельную; к тому же это и легко. Подвизающемуся в такое время, в которое излились столь великие дары, столь великая благодать, легко получить награду. И у земных царей, во время торжеств, когда они являются в царских одеждах, и мало потрудившийся получает великие дары; между тем как в дни, когда они судят, требуется большая исправность и великое усилие (чтобы получить что‑нибудь). Поэтому и мы будем подвизаться в столь благоприятное время, в которое дается дар. Ныне время благодати, Божией благодати, когда легко можем получить венцы. Если (Бог) принял нас обремененных столькими грехами и простил, то не тем ли более примет нас, когда мы прощены уже, и когда привносим нечто и от себя. Далее, как и всегда делает (апостол), выставляя самого себя на сцену, чтобы с него брали пример, так делает он и здесь. Поэтому и присовокупляет: «Мы никому ни в чем не полагаем претыкания, чтобы не было порицаемо наше служение» (ни едино ни в чем же дающе претыкание, да служение наше безпорочно будет) (ст. 3), — заимствуя убеждение не от времени только, но и от примера тех, которые подвизались как должно. И смотри, как скромно это делает. Не сказал: «Глядите на нас, а мы таковы‑то»; но, как бы защищаясь против обвинения, исчисляет свои (подвиги). И полагает два отличительных признака беспорочной жизни, первый: «ни в чем не полагаем претыкания» — не сказал «обвинения», но что гораздо маловажнее — «претыкания», — т. е., никому не подавая и повода к укоризнам против нас, — «да служение наше безпорочно будет», — чтобы кто не стал нападать (на это служение); и не сказал опять, чтобы кто не стал порицать или обвинять, но чтобы оно не подавало и случайного повода к тому, чтобы кто‑нибудь мог порицать в чем‑нибудь. Второй признак: «но во всем являем себя, как служители Божии» (но во всем представляюще себе, якоже Божия слуги) (ст. 4). Это гораздо выше (предыдущего). Действительно, не одно и то же — быть свободным от обвинения, и устроить себя так, чтобы из всего видно было, что мы Божии слуги; и не одно и то же — избежать порицания, и быть достойным похвал. Не сказал: «являясь» (φαινόμενοι), но: «являем себя» (представляюще себе) (συνιστώντες), т. е. показывая (себя таковыми на деле). Далее говорит и о том, каким образом они сделались таковыми. Каким же? «В терпении, — говорит, — многом». Терпение он положил основанием благ, почему и не просто сказал — «в терпении», но — «в терпении многом», чтобы показать его важность. Действительно, перетерпеть одну какую‑нибудь беду или две — еще не великое дело; потому и перечисляет множество скорбей и искушений, говоря: «в скорбях, в бедах» (ανάγκαις). Но скорбь еще более увеличивается, когда нельзя уклониться от несчастий, и когда точно неизбежная какая необходимость требует злостраданий. «В тесных обстоятельствах» (В теснотах), — т. е., или в теснотах голода и других необходимых потребностей, или просто в теснотах искушений. «Под ударами, в темницах, в изгнаниях» (В ранах, в темницах, в нестроениих) (ακαταστασίαις) (ст. 5). И каждое из них само по себе тяжко: тяжко терпеть бичевание, тяжко быть в узах, тяжко не иметь покоя от гонений — это именно и значит «в нестроениих»; но когда постигают все эти скорби и притом сразу, то подумай, какая для этого потребна душа! Потом ко внешним скорбям присовокупляет и те, которые от него собственно зависели: «в трудах, в бдениях, в постах, в чистоте» (в трудех, в бдениих, в пощениих, в очищении) (αγιότητι). Этими словами он указывает на те труды, которыми обременял себя, переходя с места на место; и делая своими руками, — на те ночи, в которые учил, или трудился для себя, и со всем тем не забывая и поста, хотя и одни эти (подвиги) стоили не одной тысячи постов. А под «чистотой» (очищением) здесь он разумеет или целомудрие, или чистоту во всем, или же нелюбостяжательность, или же то, что он даром проповедовал Евангелие. «В благоразумии» (В разуме) (γνώσει) (ст. 6). Что такое «в благоразумии»? В мудрости, даруемой от Бога, которая истинно есть ведение, а не как мнимые мудрецы, хвалящиеся внешним образованием, а этой истинной мудрости лишенные. «В великодушии, в благости» (В долготерпении, в благости). И это важное свидетельство мужественной и благородной души — великодушно переносить поражения и удары, отовсюду наносимые. Далее, чтобы показать, как он сделался таковым, присовокупил: «в Духе Святом». «Чрез Него, — говорит, — мы все это совершаем». Но смотри, где он поставил помощь от Св. Духа, — после уже исчисления своих подвигов. Мне кажется, он хотел показать этим и нечто еще другое. Что же такое? То, что «мы обильно исполнены Духа Святого, и свое апостольство оправдываем и тем, что удостоились духовных дарований», так как, хотя это зависит и от благодати, тем не менее, и сам он был причиною, своими делами и подвигами привлекши на себя благодать. Если же кто думает, что сверх сказанного (апостол) выражает этими словами еще и то, что он, в употреблении благодатных даров, не подавал никому никакого соблазна, — думаю, и тот не погрешит против смысла. Действительно, некоторые (из коринфян), получив дар языков и возгордившись, тем подали повод к осуждению себя, потому что получивший духовные дары может и злоупотребить ими. «Мы же, — говорит, — не таковы, но и «в духе», — т. е. в дарованиях, — пребыли беспорочными. «В любви нелицемерной».

3. Вот что было причиною всех благ (им приобретенных); вот что сделало его таковым, и сохраняло в нем Духа, действием Которого все у него совершалось. «В слове истины» (ст. 7), о чем он часто упоминает, т. е. что мы возвещали слово Божие без обмана и без подделки. «В силе Божией». Как всегда он поступает, — т. е. ничего не относит к самому себе, но все усваивает Богу и Ему приписывает все свои действия, — так делает и здесь. Так как он сказал о себе много великого, именно то, что проводил жизнь неукоризненную во всем, и показывал в себе высочайшую мудрость, то все это усвояет Духу и Богу. Действительно, сказанное им было необычайно. Если и живущему в тишине трудно сделаться добродетельным и непорочным, то подумай, какая должна быть душа у того, кто обуреваемый столь многими скорбями, всегда сияет. Но он не это только претерпел, а и гораздо более того, как увидим далее. И не только то удивительно, что он пребыл беспечален, обуреваемый такими волнами, и мужественно перенес все, но еще более то, что все это (перенес) с радостью, — как на это он ясно указывает далее, говоря: «с оружием правды в правой и левой руке» (оружии правды десными и шуими). Видишь ли, какое присутствие духа, и какая сильная душа? Он показывает, что скорби — это оружия, которые не только не низлагают (терпящих их), но и ограждают и укрепляют. «Левыми» (Шуими) же он называет мнимые (δοκούντα) скорби, потому что и эти имеют свою награду. Почему же он так называет их? Или потому, что говорит, сообразуясь с понятиями других, или потому, что Бог повелел молиться и о том, чтобы не впасть в искушение. «В чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах» (Славою и безчестием, гаждением и благохвалением) (ст. 8). «Что ты говоришь? Почитаешь за великое то, что пользуешься славою? Подлинно так», — говорит. Почему же? Казалось бы, терпеть бесчестие — великое дело; а для наслаждения славою требуется невеликая душа? Напротив, великая и весьма великая, — чтобы, пользуясь славою, не впасть в гордость. Вот почему он и о славе думает так же, как о бесчестии, потому что он равно сиял в том и другом случае. Но каким же образом (слава) бывает оружием правды? Таким, что многие, видя учителей благочестия в славе, и сами возбуждаются к благочестию; она свидетельствует о добрых делах их; такою славою прославляется и Бог. И это есть дело премудрости Божией, — чтобы проповедание Евангелия совершалось противными средствами. Смотри, — вот Павел был связан. И это было допущено для пользы Евангелия: «обстоятельства мои, — говорит, — послужили к большему успеху благовествования: и большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедывать слово Божие» (яже о мне паче во успех благовествования приидоша: и множайшии братия надеявшиися о узах моих, паче дерзают без страха слово глаголати) (Флп. 1:12, 14). Был он и в славе. И это опять усугубляло ревность верующих. «В чести и бесчестии» (Славою и безчестием). Он переносил мужественно не только телесные скорби, которые исчислил выше, но и собственно душевные. А и эти скорби обыкновенно сильно возмущают дух. Иеремия перенес много искушения; а от этих изнемог, и когда его злословили, говорил: «Не стану пророчествовать, и не буду более говорить во имя Его» (не воспомяну имене Господня) (Иер. 20:9). И Давид часто жалуется на злословия. А Исаия, после многих других утешений, успокаивает (иудеев) еще так: «Не бойтесь поношения от людей, и злословия их не страшитесь» (не бойтеся укорения человеча, и похулению их не покаряйтеся) (Ис. 51:7). И Христос говорит ученикам: «когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня, радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах» (егда рекут всяк зол глагол на вы лжуще, радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех) (Мф. 5:11, 12), а в другом месте прибавляется еще: «и взыграйте» (Лк. 6:23). Он не положил бы такой награды, если бы подвиг этот не был велик. В телесных страданиях болезнь души разделяет и тело, потому что и тело и душа страдают вместе; а здесь (страдает) одна душа. Потому‑то многие пали от одних душевных скорбей и погубили души свои. Оттого и для Иова укоризны друзей его казались тяжелее ран и червей (Иов. 19). Поистине, нет ничего тягостнее для мучимых скорбями, как слово, уязвляющее душу. Потому‑то и (апостол), перечисляя труды и подвиги свои, полагает и этот, говоря: «славою и бесчестием». Так многие и из иудеев не хотели веровать (в Господа), только из опасения лишиться славы в народе. Они боялись не казней, но того, чтобы не выгнали их из сонмищ (Ин. 5:42). Потому (и Господь) говорил им: «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу» (како вы можете веровати, славу друг от друга приемлюще) (Ин. 5:44)? И многих можно бы указать, которые, презрев все страдания, побеждены были славою. «Нас почитают обманщиками, но мы верны» (Яко лестцы, и истинни) (ст. 8). Это — то же, что и «при порицаниях и похвалах» (гаждением и благохвалением). «Мы неизвестны, но нас узнают» (Яко незнаеми, и познаваеми). Это — то же, что и «славою и бесчестием». Для одних они были знаемы и достоуважаемы, для других недостойны и того, чтобы знать их. «Нас почитают умершими, но вот, мы живы» (Яко умирающе, и се живи есмы), т. е., как приговоренные и осужденные на смерть, что также составляло род бесчестия.

4. А это сказал он для того, чтобы показать и неизреченную силу Божию, и их терпение. «(Смотря по тому), — говорит, — как и до чего злобствовали против нас враги наши, нам непременно надлежало бы умереть; так и все думали; но Бог спасал нас от погибели». Далее, чтобы показать для чего Бог попускает это, (апостол) продолжает: «нас наказывают, но мы не умираем» (яко наказуеми (παιδευόμενοι), а не умерщвляеми). Здесь он показывает, какая польза проистекает от искушений, еще прежде наград, и как сами враги невольно делаются их благодетелями. «Нас огорчают, а мы всегда радуемся» (Яко скорбяще, присно же радующеся) (ст. 10). «Другие, смотря на нас, думают, что мы скорбим, между тем как мы не только не скорбим, но ощущаем самое высшее удовольствие». И не просто сказал: «радующеся», но прибавил — «присно», т. е. всегда. Что может сравниться с такою жизнью, в которой по мере несчастий увеличивается радость? «Мы нищи, но многих обогащаем» (Яко нищии, а многи богатяще). Некоторые думают, что здесь говорится о богатстве духовном, а я нахожу возможным присовокупить и видимое богатство, потому что они и им обладали, поскольку чудным некоторым образом имели отверстыми для себя все дома. Это (апостол) и подтверждает далее, говоря: «мы ничего не имеем, но всем обладаем» (яко ничтоже имуще, а вся содержаще). Но как это возможно? Как возможно совместить две вещи совершенно противные? Обладающий многим не имеет ничего; а ничего не имеющий владеет всем! Однако не только в этом, а и в других вещах часто одно противное производит другое противное. Если же тебе все еще кажется удивительным, как возможно иметь все тому, кто ничего не имеет, то я представлю в пример самого (апостола), который повелевал всей вселенной, и был господином не только их имения, но и самых очей. «Если бы возможно было, — писал он, — вы исторгли бы очи свои и отдали мне» (Аще бы было мощно, очеса ваша извертевше дали бысте ми) (Галат. 4:15). Все же это говорит для того, чтобы научить нас не смущаться человеческими о нас суждениями, — хотя бы нас называли льстецами, хотя бы не хотели и знать о нас, хотя бы считали нас преступниками, осужденными на смерть, хотя бы скорбящими, бедными, ничего не имеющими, хотя бы (считали нас) находящимися в унынии и тогда, когда мы радуемся, — потому что и для слепых солнце не светит, и безумным неизвестны удовольствия мудрых. Одни только верные умеют справедливо ценить дела, и радуются и скорбят не о том, о чем другие. Если бы кто, не имея никакого понятия о состязаниях, увидел бойца, хотя украшенного венцом, но имеющего раны, то, не зная того удовольствия, которое приносит бойцу венец, конечно, стал бы думать только о том, что тот испытывает мучительную боль по причине ран. Так и те знают только то, что мы претерпеваем, а того не знают, за какую цену претерпеваем, и потому естественно думают, что мы только страдаем; они видят только борьбу и бедствия, а наград, венцов и основания подвигов не видят. Итак, что же это было, чем владел Павел, когда говорит: «мы ничего не имеем, но всем обладаем»? Блага земные и духовные. В самом деле, кого как ангела принимали города, для кого готовы были исторгнуть и отдать свои очи, за кого готовы были положить свои головы, — как тот не был господином и всего им принадлежащего? Если же хочешь видеть его духовные блага, то увидишь, что он и ими был весьма богат. Кто так близок был к Царю всяческих, что Владыка ангелов сообщил ему сокровенные тайны, — тот как не превосходил всех и обилием (духовных благ), и как же не имел всего? Иначе ему так не повиновались бы демоны, и не стали бы убегать от него с такою поспешностью болезни и недуги. Так и мы, если что несем ради Христа, должны нести не только мужественно, но и с радостью. Постимся ли мы — будем веселы, как пиршествующие. Терпим ли поношение — будем ликовать, как осыпаемые похвалами. Истрачиваем ли мы имение — постараемся быть в таком расположении духа, как будто приращаем его. Отдаем ли что бедным — будем думать, что мы приобретаем, потому что кто не с таким расположением дает, тот нелегко и дает. Итак, когда ты хочешь раздавать от своего имущества, то не о том только думай, что ты расточаешь, но и о том, что гораздо более приобретаешь; и о последнем даже прежде (думай), чем о первом. И не только при раздаче милостыни, но и во всякой добродетели помышляй не о суровости трудов, но о сладости наград; а прежде всего имей в виду Господа нашего Иисуса, для Которого предпринимаешь те или другие подвиги, — и ты легко выйдешь на подвиги, и в радости проведешь все время жизни. Подлинно, ничто не приносит такого удовольствия, как добрая совесть. Вот почему Павел, и каждодневно уязвляемый скорбями, радовался и веселился, а ныне живущие, и во сне не претерпевая ничего подобного, скорбят и унывают, — не от чего иного, как только оттого, что не имеют любомудрой души. Иначе, скажи мне, о чем ты плачешь? О том ли, что ты беден и терпишь недостаток в необходимых вещах? Но в таком случае больше о тебе нужно плакать — не потому, что ты беден, а потому, что ты так малодушен; не потому, что у тебя нет денег, а потому, что ты так дорого ценишь их. Павел умирал каждый день (1 Кор. 15:31), и не только не плакал, но еще и радовался. Он непрестанно боролся с голодом, и не только не скорбел, но и хвалился.

5. А ты оттого, что не имеешь всего годового запаса, плачешь и терзаешь себя? «Да, — скажешь, — потому что он имел попечение только о себе, а я о рабах, и о детях, и о жене». Напротив, он и один заботился о нужном не для себя, но для всей вселенной. Ты заботишься об одном доме, а он о таком множестве бедных в Иерусалиме, в Македонии и о всех неимущих, — повсюду; заботился притом и о тех, которые давали, не менее, чем о тех, которые принимали. У него была двойная забота о вселенной: и чтобы никто не терпел нужды в вещах необходимых, и чтобы все обогащались духовными дарами. И тебе не причиняют такой скорби твои голодные дети, какую причиняли ему дела всех верующих. Что я говорю — верующих? Он не был чужд заботы и о неверующих, напротив, до того был снедаем заботою о них, что молился за них, и желал быть отвергнутым сам ради их спасения (Рим. 9:3). А ты, хотя бы в тысячу раз увеличился голод, не решился бы умереть ни за кого. И ты заботишься об одной жене; а он о всех церквах в целом мире; у меня, говорит, «попечение всех церквей» (2 Кор. 9:28). Итак, доколе будешь шутить, сравнивая себя с Павлом, и скоро ли перестанешь страдать таким малодушием? Не тогда должно плакать, когда мы бедны, но когда грешим. Только это одно достойно слез, а все прочее достойно даже смеха. «Но я не об этом одном печалюсь, — скажешь, — а еще и о том, что такой‑то облечен властью, а я в бесчестии и презрении». Что же из этого? И блаженный Павел для многих казался бесчестным и достойным презрения. «Но то был Павел», — скажешь. Значит, следовательно, печаль твоя происходит не от свойства вещей, а от недостатка рассуждения. Итак, ты должен оплакивать не бедность свою, но себя, что находишься в таком (жалком ослеплении). Вернее же — не плачь и о себе, а лучше исправься: не богатств ищи, а старайся о приобретении того, что более, нежели бесчисленные богатства, делает нас радостными, то есть любомудрия и добродетели. При них и бедность будет безвредна; а без них нет никакой пользы и от богатства. В самом деле, скажи мне, какую пользу получают те, которые изобилуют богатством, а души имеют бедные? Не столько ты почитаешь себя несчастным, сколько такой богач считает себя таковым потому, что не имеет у себя (богатства) всех. Пусть он не плачет так, как ты; но загляни в его сердце, и ты увидишь там вопли и воздыхания.

Хочешь ли, я покажу тебе твое богатство, чтобы ты перестал почитать блаженными имеющих большое богатство? Видишь ли это небо, как оно прекрасно, как величественно, на какой высоте поставлено? Красотою его и он наслаждается не более твоего, и не может тебя лишить его, и все присвоить себе, потому что оно создано сколько для него, столько же и для тебя. А что сказать о солнце? И это блестящее и светозарное светило, увеселяющее взор наш, не для всех ли смертных открыто, и не все ли равно наслаждаются им, как богатые, так и бедные? И свод звездный, и круг луны — не всем ли равно принадлежат? Даже, странно сказать, мы бедные пользуемся им более, нежели они. Они, предаваясь безмерному пьянству и проводя жизнь в пиршествах и непробудном сне, часто и не замечают их, находясь всегда под кровлею и любя жить во мраке; напротив, бедные находятся в таком положении, что более всех наслаждаются приятностями этих стихий. Равным образом, если будешь рассматривать воздух, повсюду разлитый, то увидишь, что бедные и им пользуются в большем количестве и гораздо чистейшем виде. Путешественники и земледельцы более наслаждаются им, нежели живущие в городах; а в этих последних опять ремесленники более, чем те, кто по целым дням предается пьянству. А что сказать о земле? Не всем ли она равно открыта? Нет, говоришь. Почему же, скажи мне? Потому что богатый и в городе, получив во владение большее количество десятин земли, окружает их длинными стенами, и в полях отрезает себе большие участки. Что же? Ужели потому, что он отрезывает их одному себе, один он и пользуется ими? Никак, хотя бы он владел тысячами участков. Плоды их он поневоле должен разделять между всеми; пшеницу, вино и елей он тебе готовит, и везде для тебя служит. И огромные ограды и здания, сопряженные с несказанными издержками, трудами и беспокойствами, он воздвигает для твоей же пользы, получая от тебя за такую свою услугу только малое количество серебра. То же самое всякий может увидеть и в банях, и везде, т. е. что богатые тратят и большие деньги, и обременены трудами и заботами, а бедные легко и спокойно пользуются плодами трудов их за несколько оволов. Таким образом (богатый) ничем не более твоего пользуется землею, и не десять желудков наполняет и он, но один, как и ты. Но он питается роскошнейшими яствами? И это не большое преимущество; напротив, и здесь ты найдешь для себя предпочтение. В самом деле, это обилие и богатство стола возбуждают в тебе зависть тем, что доставляют много удовольствия; но у бедного удовольствия еще больше; и сверх того он наслаждается также здоровьем. Разве тем только богатый превосходит бедного, что делает свое тело более слабым, и собирает в себе большие источники тяжких болезней, потому что у бедного все делается согласно с природою, а у богатого, который не знает меры, все ведет к расслаблению и болезням.

6. Если угодно, рассмотрим это на примере. Если бы нужно было натопить печь, и один накидал бы в нее шелковых одежд и тонких, искусно вытканных занавесок, а другой, напротив, наложил бы дров дубовых и сосновых, то чем лучше сделал бы первый сравнительно с последним? Ничем — напротив, даже хуже. Что же (мы можем несколько и изменить этот самый пример)? Если бы один стал топить печь дровами, а другой телами — у какой печи остановился бы ты с бóльшим удовольствием, у той ли, которую топили бы дровами, или у той, которую телами? Без сомнения у той, которая топилась бы дровами, потому что она топится естественным образом, и тем представляет приятное зрелище для зрителей; а та, напротив, гарью и смрадом, дымом и зловонием костей прогнала бы от себя всех. Ты ужасаешься, слыша это, и чувствуешь отвращение к такой печи? Но таковы и утробы богатых. В них ты найдешь еще больше, чем в той печи, и смрада, и зловонных испарений, и отвратительного запаха, потому что все тело их и каждая часто его от пресыщения отзываются большою несваримостью желудка. Ведь когда естественная теплота обессилена, не может переварить всей пищи, то последняя пробивается на поверхность тела, подобно дыму, и производит отвратительный запах. С чем бы еще сравнить утробы богатых? А вы не оскорбляйтесь моими словами; но если говорю неправду, изобличайте меня. Итак, с чем же бы еще сравнить их? Сказанного же еще недостаточно для полного изображения того, как они жалки. Вот я нашел и другое сравнение. Какое же? Как в сточных канавах, когда непрестанно умножающиеся наносы навоза, травы, тростнику, камней и тины производят в них завалы, поток грязи вырывается, наконец, на поверхность, — так точно бывает и с утробами богатых: вследствие стеснения их внизу, бóльшая часть таких зловонных потоков устремляются наверх. Но не так у бедных. Напротив, утробы их так же чисты от таких зловонных излишеств, как источники, разливающие чистые воды и наполняющие ими сады и луга. Совсем не таковы утробы богатых или — лучше — предающихся пиршествам. Они исполнены вредной влаги, мокрот, желчи, испорченной крови, гнилых испарений и других подобных вещей. Потому‑то никто из живущих роскошно не может быть здоровым даже на краткое время, но проводит жизнь среди непрестанных болезней. Ввиду этого я желал бы спросить их: для чего нам даны различные снеди? Для того ли, чтобы мы погибали от них, или для того, чтобы ими питались? Для болезней, или для здравия? Для расслабления, или подкрепления? Очевидно, что для питания, здоровья и подкрепления. Для чего же вы злоупотребляете ими, создавая чрез них для своего тела болезни и расслабление? Напротив, бедный, питаясь простою пищею, приобретает здоровье, крепость и силу. Итак, не плачь, находясь в бедности, этой матери здоровья; напротив, радуйся. И если хочешь быть богатым, презирай богатства. Подлинно, не в том состоит богатство, чтобы иметь богатство, но в том, чтобы не заботиться о снискании его. Если мы так устроим себя, то и здесь будем богаче всех богатых, и там насладимся будущими благами, которых все мы да сподобимся благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 13

Уста наши отверсты к вам, Коринфяне, сердце наше расширено. Вам не тесно в нас; но в сердцах ваших тесно (2 Кор. 6:11, 12).

Любовь Павла ко всем. — Его благоразумие и смиренномудрие. — Милостыня не должна делаться напоказ. — В делах, относящихся ко спасению, бедные имеют преимущество пред богатыми.

1. (Апостол) сказал о своих искушениях и скорбях: «В терпении, — говорит, — в скорбях, в бедах, в теснотах, в ранах, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдениях»; показал, как они важны и благодетельны: «нас огорчают, — говорит, — а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем» (яко скорбяще, присно же радующеся: яко нищи, а многи богатяще: яко ничтоже имуще, а вся содержаще) (ст. 10); назвал их оружием: «нас наказывают, — говорит, — но мы не умираем» (яко наказуеми, а не умерщвляеми) (ст. 9); обнаружил в них великое о нас попечение Божие и Его силу: «чтобы преизбыточная сила, — говорит, — была [приписываема] Богу, а не нам» (да премножество силы будет Божия, а не от нас) (4:7); изобразил опасность своих подвигов: «всегда, — говорит, — мертвость Его носим» (ст. 10); и что эта мертвость служит ясным доказательством воскресения: «чтобы и жизнь Иисусова, — говорит, — открылась в теле нашем» (да и живот Иисусов явится в мертвенней плоти нашей) (ст. 11); сказал, чего он удостоен от Господа, и какое служение ему было вверено: «и как бы Сам Бог, — говорит, — увещевает через нас; от имени Христова просим» (по Христе молим яко Богу молящему нами) (5:20); и чего он был служитель, т. е. «не буквы, но Духа» (3:6); и что не только поэтому он достоин уважения, но и ради самых скорбей: «Богу, — говорит, — благодарение, всегда победителями нас творящему» (2:14). После всего, наконец, он приступает к обличению (коринфян) в том, что они мало имеют расположения к нему. Впрочем, не тотчас начинает обличать их, но сперва говорит им о той любви, которую он всегда обнаруживал к ним, а потом уже приступает и к обличению. Хотя бы обличающий и по своим добродетелям заслуживал уважение слушателей, но его слово принимают охотнее, когда он вместе показывает и любовь свою к обличаемым. Вот почему и апостол, упомянув сперва о своих искушениях, трудах и подвигах, переходит к слову о любви своей к ним, и потом уже начинает обличать их. Как же он свидетельствует любовь свою к ним? «Уста наши, — говорит, — отверсты к вам, Коринфяне» (Уста наша отверзошася к вам, коринфяне) (ст. 11). Что же это за свидетельство любви? И что вообще значат эти слова? «Мы не хотим, — говорит, — молчать пред вами, но всегда желаем говорить и беседовать с вами. А так поступают обычно любящие. И что для тела объятие рук, то для души дружественная беседа». Вместе с этим он намекает здесь еще и на нечто другое. Что же именно? «То — (говорит), — что мы откровенно беседуем с вами, как с возлюбленными, ничего не утаивая от вас и ничего не скрывая». Так как он приступает к обличению их, то как бы просит у них извинения в том, делая самое обличение, смело высказанное, доказательством сильной любви к ним. И самое наименование («коринфяне») выражает великую любовь, расположение и горячность (чувства). Известно, что мы часто повторяем и одни имена тех, кого любим. «Сердце наше расширено» (Сердце наше распространися). Как теплота расширяет (предметы), так и любви свойственно расширять (сердце), потому что она есть такая добродетель, которая и горяча, и разгорячает. Она разверзла и уста Павловы, и расширила сердце его. «Не устами только, — говорит, — люблю вас, но (с устами) согласуется и сердце. Потому я и говорю смело, открытыми устами и от всего сердца».

Подлинно, нет ничего пространнее сердца Павлова; оно так горячо любило всех верных, как кто‑нибудь (любит) своего друга, не раздробляя на части своей любви и оттого ослабевая, но пребывая в каждом всецело. И удивительно ли, что Павел имел такую любовь к верным, когда сердце его обнимало всю вселенную, и даже неверных? Вот почему он и не сказал: я люблю вас, но гораздо выразительнее: «Уста наши отверсты, … сердце наше расширено» (уста наша отверзошася, сердце наше распространися); мы всех имеем в сердце и не кое‑как, но с большим простором, потому что в таком случае любимый без всякой опасности помещается в сердце любящего». Поэтому и говорит: «Вам не тесно в нас; но в сердцах ваших тесно» (не тесно вмещаетеся в нас, утесняетеся же во утробах ваших) (ст. 12). Смотри, как он щадит и в самых обличениях. А это — свойство сильно любящих. Не сказал: «вы не любите нас», а (говорит только): «не в такой мере (любите, как мы)», — потому что не хочет сильно упрекать их. Перечитывая его послания, желающий и везде может увидеть, до чего он любил верующих. К римлянам, например, он пишет: «весьма желаю (επιποθώ) видеть вас» (1:11); и еще: «многократно намеревался придти к вам» (множицею восхотех приити к вам) (ст. 13); также: «чтобы воля Божия когда‑нибудь благопоспешила мне придти к вам» (аще убо благопоспешен буду приити к вам) (ст. 10). А к галатам пишет: «Дети мои, для которых я снова в муках рождения» (чадца моя, имиже паки болезную) (4:19). И опять к Ефесеянам: «Для сего преклоняю колени мои за вас» (сего ради преклоняю колена моя за вас) (3:14). К филиппийцам же (написал так): «Ибо кто наша надежда, или радость, или венец похвалы?» (кто бо ми есть упование или радость, или венец похваления? Не и вы ли?) (1 Сол. 2:19, Флп. 4:1), — и говорил, что он носит их «в сердце и во узах» (Флп. 1:7). А к колоссянам: «Желаю, чтобы вы знали, какой подвиг имею я ради вас … и ради всех, кто не видел лица моего в плоти, дабы утешились сердца их» (хощу же вас видети, колик подвиг имам о вас, и елицы не видеша мя во плоти, да утешатся сердца ваша) (2:1); и к фессалоникийцам: «подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими … так мы, из усердия к вам, восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши» (якоже доилица греет своя чада, тако желающе вас благоволихом подати вам не точию благовествование, но и души своя) (1 Сол. 2:7, 8). Или Тимофею: «вспоминая о слезах твоих, дабы мне исполниться радости» (поминая слезы твоя, да радости исполнюся) (2 Тим. 1:4); также Титу: «истинному сыну» (присному (αγαπητώ) чаду) (1:4). Подобным же образом и к Филимону.

2. Много подобного пишет он и к евреям, не переставая утешать их подобно матери, уговаривающей печальных детей своих: «еще немного, очень немного, и Грядущий придет и не умедлит» (еще мало елико елико грядый приидет, и не укоснит) (Евр. 10:37). С тою же любовью и к ним (коринфянам) говорит: «Вам не тесно в нас» (не тесно вмещаетеся в нас). Притом говорит, что не только он их любит, но что и они любят его, желая этим еще более привлечь их к себе. То же самое свидетельствует он о них, когда говорит, что пришел Тит, «поведая нам ваше желание, ваше рыдание, вашу ревность» (2 Кор. 7:6, 7). То же и галатам: «если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне (4:15); и фессалоникийцам: «какой вход имели мы к вам» (1 Сол. 1:9); и Тимофею: «вспоминая о слезах твоих, дабы мне исполниться радости» (2 Тим. 1:4). И везде в посланиях его всякий может найти свидетельства любви его к ученикам своим и их любви к нему, хотя и не равной. Так и в настоящем послании говорит он: «чрезвычайно любя вас, я менее любим вами» (аще и излишше вас любя, менше любим есмь) (12:15). Но так как говорит он уже в конце (послания); а здесь еще сильнее: «Вам не тесно в нас; но в сердцах ваших тесно» (не тесно вмещаетеся в нас, утесняетеся же во утробах ваших). «Вы приемлете, — говорит, — одного, а я — целый город и столь многочисленный народ». Не сказал опять — «не приемлете нас», но — «в сердцах ваших тесно» (утесняетеся); этими словами он указал на то же, но только снисходительнее, чтобы обличение было не слишком жестоко. «В равное возмездие, — говорю, как детям, — распространитесь и вы» (Тожде же возмездие, якоже чадом глаголю, распространитеся и вы) (ст. 13). И хотя не одно и то же — прежде самому быть любимым, а потом уже любить других, потому что возлюбивший после, хотя бы и равною платил любовью, по тому уже самому стоит ниже, что другой предварил его любовью, — но я не вхожу, — говорит, — в строгое разыскание; для меня довольно, если вы, взяв с меня пример, покажете ту же меру любви, каковою я люблю вас». Потом, чтобы показать, как это нужно для них, и как слова его чужды всякого ласкательства, прибавляет: «говорю, как детям». Что же значит: «как детям»? Это значит — «ничего более не прошу от вас, кроме вашей любви ко мне, как отцу».

И заметь благоразумие и смиренномудрие (апостола). Он не говорит уже здесь о бедствиях, какие претерпел за них, о своих трудах, о смертных опасностях, хотя бы и много мог сказать — так он чужд гордости! — но говорит только о любви своей, и просит от них взаимной любви, — «за то, что я, — говорит, — отец ваш, и сильно люблю вас». Пользующегося любовью иногда очень раздражает то, что ему напоминают о благодеяниях, — потому что он видит в этом упрек себе. Поэтому Павел и не делает так, а только говорит: «Возлюбите меня как дети отца», — что гораздо ближе к природе (человеческой), и составляет долг каждого в отношении к отцу. Потом, чтобы кто не подумал, что он говорит это для своей пользы, показывает далее, что он для их же блага желает снискать любовь их к себе, — почему и присовокупляет: «Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными» (не бывайте преложни ко иному ярму, якоже невернии) (ст. 14). Не сказал — «не смешивайтесь с неверными»; но, чтобы сильнее обличить их как нарушителей правды, говорит: не уклоняйтесь (на их пути). «Какое общение праведности с беззаконием?» (Кое бо причастие правде к беззаконию?) Здесь он делает различение уже не между своею любовью и любовью тех, которые растлевали коринфян, но между благородством последних и низостью первых. От этого и речь его сделалась важнее и сообразнее с его достоинством, а для коринфян привлекательнее. Если бы сыну, не почитающему своих родителей и предающемуся людям развратным, кто‑нибудь сказал: «Что ты делаешь, дитя? ты презираешь своего отца, и предпочитаешь ему людей развратных и преданных всякому нечестию? Ужели ты не знаешь, сколько ты лучше их и благороднее?» — то такими словами он лучше бы отклонил его от общения с ними, чем когда бы стал восхвалять только отца. Так, если бы он сказал: «Ужели ты не знаешь, насколько отец твой лучше их?» — то этим ничего бы не сделал. Напротив, если он, оставив отца, укажет на превосходство пред ними самого сына, говоря: «Неужели ты не знаешь, кто ты и кто они? Как ты не подумаешь о своем благородстве и свободном происхождении, а их низости? Что у тебя общего с такими ворами, прелюбодеями, разбойниками?» — то, как бы окрылив его такими похвалами, он легко расположит его к тому, чтобы он оставил сообщество с ними. Первые увещевания он не так легко примет потому, что восхваление отца будет служить уже обвинением, поскольку именно в этом случае он представляется оскорбителем не только отца, но и такого именно отца; здесь же он ничего подобного не услышит. Притом, кто не любит похвалы? И потому самое обличение, соединенное с похвалою слушателя, бывает удобоприемлемее. Оно смягчает, возвышает дух и заставляет гнушаться сообществом с худыми людьми. Но здесь достойно удивления не только такое различение, но и то, что придумал нечто большее для возбуждения в них страха. Сперва именно он ведет речь свою чрез вопросы, что обыкновенно бывает тогда, когда говорится о чем‑нибудь для всех известном и очевидном; потом же распространяет ее многими и различными наименованиями. Не одно, в самом деле, не два и не три, но многия наименования (сравниваемых) вещей полагает пред глазами слушателей, чтобы с одной стороны изобразить высоту добродетелей, а с другой — крайнюю низость порока, и чрез великое, даже бесконечное между ними расстояние показывает, что дело не требует более никакого доказательства. «Какое общение, — говорит, — праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным? Какая совместность храма Божия с идолами?» (Кое бо причастие правде к беззаконию? Кое же общение свету ко тьме? Кое же согласие Христови с Велиаром? Или кая часть верну с неверным? Или кое сложение церкви Божией со идолы?) (ст. 15, 16).

3. Смотри, какие простые, а между тем достоточные слова употребляет (апостол) для отвращения (коринфян он ярма неверных). Не сказал он: «(какое общение у праведности) с противозаконием (παρανομία)», но гораздо сильнее («с беззаконием» — ανομία). Равным образом не сказал: «(какое общение) у находящихся во свете с пребывающими во тьме», но противополагает самые вещи, противные между собой и одна другую отвергающие, т. е. свет и тьму. Не сказал также: «(какое согласие) между последователями Христа и чадами диавола», но — что гораздо бóльшую обнаруживает противоположность — между Христом и Велиаром, — еврейским именем назвав этого отступника. «Какое соучастие верного с неверным?» (Или кая часть верну с неверным?) Чтобы кто не подумал, что он просто лишь обвиняет зло и похваляет добродетель, он здесь указывает уже и лица, хотя и неопределенно. И не сказал: «какое общение», но — какие награды, назвав их «частию» (μερίς). «Какая совместность храма Божия с идолами? Ибо вы храм Бога живаго» (Кое сложение церкви Божией со идолы? Вы бо есте церковь Бога жива). Смысл этих слов такой. «Царь ваш не имеет ничего общего с диаволом» («Какое согласие между Христом и Велиаром?»); «ничего общего не имеют между собою и дела их» («Что общего у света с тьмою?»). «Потому и у вас не должно быть никакого общения с ним (диаволом)». Апостол прежде указывает на царя, а потом уже на них, — чтобы тем скорее отвлечь их от диавола. Далее, сказав: «Какая совместность храма Божия с идолами?» и присовокупив: «Ибо вы храм Бога живого», (апостол) почел нужным привести и свидетельство на это, желая показать, что эти слова не простая лесть, — так как кто хвалит, не представляя на то причин, о таком могут подумать, что он льстит. Какое же (он приводит) свидетельство? «Вселюся в них и похожду», — т. е. «вселюсь в храмах этих и в них буду ходить», показывая тем великое к ним благоволение, — «и буду вашим Богом, а вы будете Моим народом» (и будут Мне в людие, и Я буду им в Бога). (Лев. 26:12). «Для чего же, — говорит, — ты, нося в себе Бога, бежишь к идолам, — Бога, Который не имеет с ними ничего общего? Такой поступок достоин ли какого‑нибудь извинения? Помысли, кто в тебе живет и обитает с тобою». «И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь, и не прикасайтесь к нечистому; и Я прииму вас» (Темже изыдите от среды их и отлучитеся, и нечистот не прикасайтеся: и аз прииму вы, глаголет Господь) (ст. 17). Не сказал: «не творите нечистоты»; но, требуя от них большой точности, сказал: «даже не прикасайтесь и не приближайтесь к ней». Что же составляет нечистоту плотскую? Блуд, прелюбодеяние и всякое плотоугодие. А душевную? Нечистые помыслы, сладострастный взор, памятозлобие, обманы и тому подобное. Он желает, чтобы мы были чисты и от той и от другой нечистоты. Смотри, вот и награда за то, — отделение от нечестивых и соединение с Богом. Но послушай еще далее: «И буду вам Отцем, и вы будете Моими сынами и дщерями, говорит Господь» (и буду вам во отца, и вы будете Мне в сыны и дщери, глаголет Господь) (Иер. 3:19). Видишь, как пророк издревле уже предсказал о настоящем благородстве нашем, т. е. о возрождении благодатию.

толкования Иоанна Златоуста на 2-е послание Коринфянам, 6 глава

ТВОЯ ЛЕПТА В СЛУЖЕНИИ

Получили пользу? Поделись ссылкой!


Напоминаем, что номер стиха — это ссылка на сравнение переводов!


© 2016−2024, сделано с любовью для любящих и ищущих Бога.