Послание к Галатам | 5 глава

Глава 5

«Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос» (ст. 1).

Против обрезывающихся. — Вместо закона иго любви. — Легчайший путь к добродетели. — Почему добрые дела называются «плодом» духа.

1. «Разве вы сами освободили себя, что опять стремитесь под прежнее владычество? Сам (Христос) искупил вас, — разве другой заплатил за вас цену выкупа?» Видишь, сколько средств употребляет (апостол), чтобы отклонить их от иудейского заблуждения? Во‑первых, он показывает, что крайне безумно сделавшимся из рабов свободными желать из свободных снова сделаться рабами; во‑вторых, дает им понять, что, презирая освободителя, а любя поработителя, они окажутся жестокими и неблагодарными по отношению к своему благодетелю; в‑третьих, внушает, что это уже и невозможно, так как закон утратил свое владычество, после того, как другой откупил всех нас у него однажды навсегда. Словом же «стойте» он указывает их непостоянство и шаткость.

«…И не подвергайтесь опять игу рабства» (И не паки под игом работы держитеся). Словом «иго» изображает тяжесть закона, а сказав «опять» (паки), обнаруживает их великую бесчувственность. «Если бы вы сами не испытали этой тяжести, то не заслуживали бы еще таких упреков; но если вы по опыту знаете всю тяжесть этого ига и несмотря на это опять сами подчиняетесь ему, то заслуживаете ли вы какого извинения?»

«Вот, я, Павел, говорю вам: если вы обрезываетесь, не будет вам никакой пользы от Христа» (Се аз Павел глаголю вам, яко аще обрезаетеся, Христос вас ничтоже пользует) (ст. 2). Смотри, какая угрожает опасность! Справедливо поэтому он анафематствовал и самих ангелов (Гал. 1:8). Но каким образом не будет им никакой пользы от Христа? Этого он сам не стал доказывать, а только объявил, так как достоинство лица было убедительнее всякого другого доказательства (вот почему он предварительно и сказал: «Вот, я, Павел, говорю вам», — что служило доказательством уверенности его в расположении к себе тех, кому он говорил). Но мы, насколько возможно, предложим от себя нечто в объяснение того, почему обрезывающемуся не будет никакой пользы от Христа. Обрезывающийся обрезывается как бы боясь закона, боящийся же закона не верит силе благодати, а неверующий не получает никакой пользы от благодати, которой он не верит. С другой стороны, кто обрезывается, тот делает закон господином над собою; кто же, считая закон господином, в то же время большую часть его нарушает и соблюдает только меньшую, тот опять подвергает себя проклятию; но как может спастись тот, кто подвергает себя проклятию и отвергает свободу от проклятия, приносимую верою? А если позволительно сказать нечто невероятное, — такой человек не верует ни во Христа, ни в закон, он стал в середине между тем и другим, желая получить пользу и от того и от другого, а потому ниоткуда ничего не получит. Затем, сказав, что им не будет никакой пользы, он, хотя не прямо и в коротких словах, приводит и доказательство, говоря так: «Еще свидетельствую всякому человеку обрезывающемуся, что он должен исполнить весь закон» (свидетельствую же всякому человеку обрезающемуся, яко должен есть весь закон творити) (ст. 3). «Чтобы ты не подумал, что это сказано по неприязненному расположению, для этого, — говорит, — не только вам, но и всякому человеку обрезывающемуся я говорю, что он должен исполнить весь закон, потому что постановления закона тесно связаны между собою. И как тот, кто, будучи свободным, предал себя в рабство, более уже не делает того, что хочет, но подчиняется всем законам рабства, так и по отношению к закону: если ты примешь хотя бы и одну незначительную часть его и подчинишь себя игу его, то этим привлечешь на себя всю его власть. Точно так же бывает и в мирском наследстве: кто ничего не берет из него, тот свободен и от всех обязанностей, возлагаемых на наследника умершего; если же кто получил, хотя бы и не все наследство, а только малую часть его, тот и за эту часть принимает на себя все обязанности наследника. То же происходит и по отношению к закону, и не только таким образом, как я сказал, но и другим, потому что заповеди закона связаны между собою. Например, обрезание соединено с жертвоприношением и наблюдением дней и места; место — с бесчисленными видами очищений; очищения неразлучны со множеством различных обрядов; нечистому не позволяется ни приносить жертвы, ни входить в священные места, ни делать другое что‑нибудь подобное. Таким образом, закон и для одной заповеди требует многого. Так, если ты обрезался, но не в восьмой день, или хотя и в восьмой, но без жертвоприношения, или даже и с жертвоприношением, но не на том месте, которое определено, или и на определенном месте, но не по предписаниям закона, или хотя и согласно с предписаниями закона, но будучи нечистым, или и чистым, но очистившимся не установленными обрядами, — то все эти твои труды пропали. Вот почему он и говорит, что (обрезывающийся) должен исполнить весь закон. Если закон господствует, то исполняй не часть его, а весь; если же он не имеет силы, то не исполняй и части».

«Вы, оправдывающие себя законом, остались без Христа, отпали от благодати» (Упразднистеся от Христа, иже законом оправдаетеся, от благодати отпадосте) (ст. 4). Вслед за доказательством он показывает далее и крайнюю опасность их положения. Если прибегающий к закону не может найти в нем спасения, а между тем отпадает от благодати, то что ему остается кроме неизбежного наказания, когда закон не имеет силы, а благодать не принимает его?

2. Усилив таким образом страх их, поколебавши их мысли и указав на угрожающее им кораблекрушение, он затем открывает им близкую к ним пристань благодати, как и повсюду он делает, обещая в ней вернейшее и надежнейшее спасение. Поэтому он далее и говорит: «а мы духом ожидаем и надеемся праведности от веры» (мы бо духом от веры упования правды ждем) (ст. 5). «Мы, — говорит он, — не имеем нужды ни в каких постановлениях закона, так как вера достаточна для того, чтобы сообщить нам Духа, а чрез него оправдание, и, кроме того, многие и великие блага».

«Ибо во Христе Иисусе не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью» (О Христе бо Иисусе ни обрезание что может, ни необрезание, но вера любовию споспешествуема) (ст. 6). Видишь ли, как он обращается к ним уже с большим дерзновением? «Облекшийся во Христа, — говорит, — пусть не заботится об обрезании». Однако, он не сказал, что обрезание вредно; как же, в таком случае, он считает его безразличным? Оно безразлично для тех, которые были обрезаны прежде принятия веры, но не для тех, которые обрезывались уже после принятия веры. Смотри же, как он отверг обрезание, поставив его наряду с необрезанием. Ведь различие делает вера. Так, если кто набирает борцов, то будут ли они кривоносые или курносые, черные или белые, это нисколько не важно в деле выбора, но надобно искать в них только того, чтобы они были сильны и опытны в своем деле. Точно так же и желающему вступить в новый завет нисколько не повредит то, что он не соблюл всех этих телесных обрядов, равно как не принесет никакой пользы и то, если он соблюдет их. Что же значит — «действующая любовью» (любовию споспешествуема)? Этими словами (апостол) сильно уязвляет их, показывая, что это уклонение их от истины произошло оттого, что они не утвердились еще в любви ко Христу, так как здесь потребна не только вера, но и пребывание в любви. Как бы так он сказал: «Если бы вы любили Христа как должно, то вы не уклонились бы к рабству, не оставили бы вашего Искупителя и не оскорбили бы Освободителя». Он указывает здесь вместе и на тех, которые злоумышляли против них, давая понять, что если бы и они имели любовь к ним, то не решились бы сделать этого. Кроме того, этими словами он желает исправить и жизнь их.

«Вы шли хорошо: кто остановил вас, чтобы вы не покорялись истине?» (Течасте добре, кто вам возбрани) (ст. 7). Это — слова не вопрошающего, а недоумевающего и скорбящего, подобно тому, как и выше он сказал: «кто прельстил вас?» (кто вы прельстил есть) (Гал. 3:1).

«Такое убеждение не от Призывающего вас» (Препрение не от призвавшаго вы) (ст. 8). «Призвавший вас не для того призвал, чтобы вы так колебались, не дал вам заповеди жить по‑иудейски». Затем, чтобы кто‑нибудь не сказал: «Зачем ты так преувеличиваешь дело и представляешь его столь ужасным? Мы соблюли только одну заповедь закона, а ты производишь такой шум», — послушай, как устрашает их, не настоящим их поступком, но имеющими произойти от него последствиями, в следующих словах: «Малая закваска заквашивает все тесто» (мал квас все смешение квасит) (ст. 9). «Так и вас, — говорит, — эта небольшая погрешность, оставленная без исправления, может преодолеть и увлечь совершенно в иудейство, подобно тому как закваска (заквашивает) тесто.

«Я уверен о вас во Христе, что вы не будете мыслить иначе» (Аз надеюся о вас в Господе, но яко ничтоже ино разумети будете) (ст. 10). Не сказал — «не разумеете», но — «не будете разуметь», т. е. «исправитесь». Откуда ты знаешь это? Но он не сказал — «знаю», а — «надеюсь». «Надеюсь на Бога, — говорит он, — и с твердым упованием призываю Его содействие к вашему исправлению». И не просто сказал — «надеюсь о вас», но прибавил — «в Господе». Он везде соединяет обличение с похвалою; как бы так он сказал: «Я знаю моих учеников, знаю удобоисправимость вашу; полагаюсь в этом и на Господа, который не попускает погибнуть даже и самому незначительному человеку, и на вас, которые легко можете возвратиться в прежнее состояние». Но вместе с тем убеждает приложить и собственное старание, так как невозможно получить от Бога ничего, если мы не привнесем ничего со своей стороны.

«…А смущающий вас, кто бы он ни был, понесет на себе осуждение» (Смущаяй же вас, понесет грех, кто бы ни был) (ст. 10). С двух сторон побуждает их к исправлению: и тем, что ободряет их, и тем, что угрожает и предсказывает наказание обольстителям. Но заметь, что он нигде не назвал по имени злоумышленников, чтобы тем не сделать их еще бесстыднее. А смысл его слов такой: «Хотя вы и не будете мыслить иначе, однако это не избавит виновников обольщения от наказания, но они будут осуждены, так как невозможно допустить, чтобы за благочестие одних облегчалась участь других, злонравных. Говорит же это для того, чтобы лжеучители не сделали такого же нападения еще и на других. И не просто сказал — «смущающие», но и усилил выражение, сказав: «кто бы ни был».

«…А что же гонят меня, братия, если я и теперь проповедую обрезание?» (Аз же, братие, аще обрезание еще проповедую, почто еще гоним есмь) (ст. 11). Так как на него возводили клевету, будто он часто соблюдает иудейские обряды и проповедует (необрезание) притворно, то посмотри, как он показал себя чистым (от этой клеветы), призывая в свидетели их самих. «Вы и сами знаете, — говорит он, — что причиною гонений на меня было то, что я повелеваю оставлять закон; а если бы я проповедовал обрезание, то за что бы стали меня преследовать? Ни в чем другом, кроме этого, иудействующие не могут обвинить меня. И если бы я позволял им веровать по отеческим обычаям, то, конечно, ни уверовавшие, ни неуверовавшие не злоумышляли бы против меня, так как ничего из их обычаев не отвергалось бы».

3. Что же? Не проповедовал ли он обрезания? Не обрезал ли Тимофея (Деян. 16)? Обрезал, конечно. Как же, в таком случае, говорит — «не проповедую»? Заметь и здесь его осмотрительность. Он не сказал — «я не совершаю обрезания», но — «не проповедую», т. е., «Не учу так верить, и ты не должен брать моего поступка в утверждение догматов: я действительно обрезал, но не проповедовал обрезания».

«…Тогда соблазн креста прекратился бы» (убо упразднися соблазн креста). Это значит: «Если верно то, что вы говорите, то преграда и вражда, разделяющие нас, уничтожены». Иудеев соблазнял не столько крест, сколько учение не следовать отеческим обычаям. И когда они привели Стефана в синедрион, не говорили, что он почитает Распятого, но что он говорит (хульные слова) на место это и на святой закон (Деян. 6:13). Да и самого Иисуса они обвиняли в том, что он разоряет закон (Ин. 5:16). Вот почему Павел и говорит: «Если мы допускаем обрезание, то прекратилась ваша борьба с нами, — нет более никакой вражды против креста и проповеди; если же нас ежедневно умерщвляют, то почему же нас обвиняют в этом? А на меня за то и возложили руки, что я ввел в храм необрезанного. Неужели же я, — говорит, — настолько неразумен, что, допуская обрезание, решился бы совершенно напрасно и сам подвергнуться такому злу, и подать такой соблазн для креста? Вы и сами видите, что ни за что так не враждуют на нас, как за обрезание. Итак, неужели я был настолько неразумен, чтобы без всякой причины и себя подвергнуть скорби, и других ввести в соблазн?» А назвал он это соблазном креста потому, что и учение о кресте повелевает оставить отеческие обычаи, и что это именно повеление преимущественно и соблазняло иудеев и служило препятствием к принятию креста.

«О, если бы удалены были возмущающие вас!» (О, дабы отсечени были развращающии вас) (ст. 12). Смотри, каким строгим является здесь (апостол) по отношению к обольстителям (галатов). Сначала он упрекал обольщенных, дважды назвав их несмысленными, но после того как достаточно научил и вразумил их, обращается уже к обольстителям. А мы должны и здесь заметить мудрость (апостола). Первых он убеждает и вразумляет, как детей своих, способных еще исправиться, обольстителей же отсекает, как чуждых и неизлечимо больных; на это последнее указывает он, когда говорит: «кто бы он ни был, понесет на себе осуждение» (понесет грех, кто бы ни был), а на первое, когда угрожает им и говорит: «О, если бы удалены были возмущающие вас!» (о, дабы отсечени были развращающии вас). И справедливо сказал — развращающии (αναστατούντες). В самом деле, они принудили их, оставив свое отечество и свободу и небесное родство, искать отечества чуждого и неизвестного, и изгнав их из Иерусалима горнего и свободного, заставили блуждать как пленников и пришельцев. Поэтому‑то (апостол) и желает их удаления. Смысл же его слов таков: «Я нисколько не забочусь о них, так как "еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся" (еретика человека по первом и втором наказании отрицайся) (Тит. 3:10). Если они хотят, пусть не только обрезываются, но и (все тело свое) изрежут».

Итак, что скажут теперь те, которые осмеливаются сами себя искажать, навлекая тем на себя клятву апостола и осуждая устроение Божие, — споборники манихеев? Но и манихеи только говорят, что тело злокозненно и составлено из злого вещества, а эти самыми делами подают повод к их нелепым толкам, отсекая член, как бы враждебный и злокозненный. В таком случае, скорее надлежало бы выкалывать глаза, так как чрез них входит в душу похоть. Но ни глаз, ни другой какой‑либо член не виновны в этом, а виновна одна только злая воля. Если же не можешь воздержаться, то почему не отсекаешь языка за богохульство, рук за хищение, ног за стремление их ко злу, и всего, так сказать, тела? Да и слух, услаждаемый игрою на флейте, часто расслабляет душу, и ноздри при ощущении благовония прельщают сердце и увлекают к удовольствию. Итак, отсечем все — и уши, и руки, и ноздри? Но это — крайнее нечестие и безумие сатанинское. Нужно только исправить беспорядочное стремление души, потому что злой демон, услаждающийся всегда убийствами, мог внушить, что должно истребляет самый орган, как будто бы великий художник сделал ошибку. «Как же бывает, — скажет кто‑нибудь, — что от тучности тела возгорается похоть?» Но и тут опять грех души, так как утучнение тела зависит не от тела, а от души. Ведь если она захочет истощить его, то имеет к этому полную возможность. Ты поступаешь подобно тому, кто, видя подкладывающего зажженные дрова и поджигающего ими дом, оставил бы совершенно в стороне поджигателя, и стал бы обвинять огонь за то, что он разгорелся так сильно оттого, что охватил много бревен дома. Но виноват не огонь, а поджигатель. Огонь дан для приготовления пищи, для освещения и для многих других потребностей, а не для того, чтобы жечь дома. Точно так же и пожелание дано для деторождения и сохранения жизни, а не для прелюбодеяния, блуда и распутства; дано для того, чтобы ты был отцом, а не прелюбодеем, чтобы законно находился в общении с женою, а не растлевал ее противозаконным образом, чтобы ты оставил свое семя, а не осквернял чужое. Ведь прелюбодеяние зависит не от естественного пожелания, но противоестественной необузданности, так как пожелание ищет только совокупления, а не такого именно совокупления.

4. Впрочем, это я сказал теперь не без намерения, но приступаю к некоторым состязаниям и предначинаю борьбу против тех, которые называют творение Божие злым и, не обращая внимания на беспечность души, безумно восстают против тела и клевещут на плоть нашу, о которых далее говорит и апостол Павел, обвиняя именно не плоть, а хульные помыслы.

«К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к [угождению] плоти» (Вы же, братие, на свободу звани бысте: точию да не свобода в вину плоти) (ст. 13). Здесь (апостол), кажется, переходит к нравственной части послания; но в этом послании он допускает некоторую особенность, каковой нет ни в одном из других его посланий. Все другие послания он обыкновенно разделяет на две части, из которых в первой рассуждает о догматах, а в последней излагает правила жизни; между тем как здесь, перешедши к нравственному учению, он после опять присоединяет к нему учение догматическое; и это потому, что нравственное учение опять имеет нужду в догматическом в борьбе с манихеями. Что же значат слова: «только бы свобода ваша не была поводом к [угождению] плоти» (точию да не свобода в вину плоти)? «Христос, — говорит, — освободил нас от ига рабства и предоставил нам свободу на зло, но чтобы пользовались ею, как средством к получению большей награды, восходя к совершеннейшей мудрости». Так как он повсюду называет закон игом рабства, а благодать освободительницей от клятвы закона, то чтобы кто‑нибудь не подумал, будто он повелевает оставить закон для того, чтобы можно было жить нам беззаконно, он предупреждает подобное подозрение, говоря: «Не для того (освобождены мы от закона), чтобы жить нам беззаконно, но чтобы стяжать мудрость выше закона, потому что узы закона разрешены. И я говорю это не для того, чтобы нам еще более унизиться, но чтобы более возвыситься. Ведь и блудник, и девственник — оба преступили пределы закона, но не одинаково, а один ниспал в худшее, другой же возвысился к лучшему, один преступил закон, а другой превзошел закон». Итак, Павел говорит следующее: «Христос освободил вас от ига не для того, чтобы вы прыгали и бесились, но, чтобы освобожденные от ярма, текли благоустроеннее». Затем (апостол) указывает и способ, посредством которого легко можно достигнуть этого. Какой же это способ? «Любовью, — говорит, — служите друг другу» (Любовию работайте друг другу). Снова здесь он дает понять, что причиною их заблуждения были честолюбие, несогласие, любоначалие и гордость, так как мать ересей есть страсть властолюбия. И словами «работайте друг другу» он показал, что это зло произошло именно от тщеславия и гордости, а потому представляет и соответственное врачевство. «Так как вы разделились между собою вследствие желания властвовать один над другим, то служите друг другу, и таким образом вы опять соединитесь». Впрочем, он ясно не называет греха, а ясно предлагает только способ исправления, чтобы отсюда уже они узнали и грех свой, — подобно тому, как если бы кто, не говоря (прямо) распутному, что он распутен, стал бы убеждать его быть целомудренным. И действительно, кто любит, как должно, ближнего, тот не откажется служить ему покорнее всякого раба. Как огонь, поднесенный к воску, легко размягчает его, точно так же и теплота любви сильнее огня разрушает всякую гордость и надменность. Вот почему не сказал просто — «любите друг друга», а — «работайте» (служите), указывая этим на высшую степень любви. А чтоб они, освободясь от ига закона, не сделались бесчинными, он возлагает на них другое иго, иго любви, которое хотя и крепче первого, но гораздо легче и приятнее. Потом, изъясняя, в чем состоит благо любви, говорит: «Ибо весь закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя» (ибо весь закон в едином словеси исполняется, во еже: возлюбиши ближняго твоего, якоже себе) (ст. 14; Мф. 22; Лев. 19:18). Так как они всячески извращали закон, то он и говорит: «Если ты хочешь исполнить закон, то не обрезывайся, потому что он исполняется не в обрезании, а в любви». Смотри, как он не может забыть своей скорби, но непрестанно возвращается к тому, что причиняет ему эту скорбь, даже и перешедши к нравственному учению.

«Если же друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом» (Аще же друг друга угрызаете и снедаете, блюдитеся, да не друг от друга истреблени будете) (ст. 15). Он не высказывает своей мысли прямо, чтобы не огорчить их, хотя знал, что так и делается между ними; но то же самое говорит с видом некоторого сомнения. Он не сказал: «потому что вы угрызаете друг друга», и далее тоже (не сказал прямо), равно как опять и после не высказал прямо, что вы будете истреблены друг другом; такая речь свойственна только устрашающему и предостерегающему от опасности, а не осуждающему. Слова же употребил самые сильные. Не сказал он только — «угрызаете», что делает иногда раздраженный, но прибавил — «и съедаете», что свойственно закореневшему в злобе. Угрызающий удовлетворяет только страсть гнева, тот же, кто съедает, обнаруживает в себе крайнюю степень зверства. Впрочем, он говорит здесь не о телесных укушениях и съеданиях, а разумеет еще более худшие. В самом деле, не столько причиняет вреда тот, кто съедает плоть человека, сколько тот, кто угрызает душу его, так как, насколько душа драгоценнее тела, настолько тягостнее и причиняемое ей зло. «Берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом» (Блюдитеся, да не друг от друга истреблени будете), — говорит он. Так как обманщики и злоумышленники приходят для того, чтобы губить других, то он поэтому и говорит: «Смотрите, чтобы дело не дошло и до вас». Разделение и борьба гибельны и разорительны, без сомнения, как для тех, которые принимают их, так и для тех, кто вводит их, и изъедают все еще более, чем моль.

5. «Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти» (Глаголю же, духом ходите, и похоти плотския не совершайте) (ст. 16). Вот показывает и другой способ, облегчающий добродетель и содействующий исполнению выше сказанного — способ, рождающий любовь и поддерживаемый любовью. Действительно, ничто так не делает нас любвеобильными, как жизнь по духу, и ничто так не убеждает духа обитать в нас, как сила любви. Поэтому он и говорит: «поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти» (духом ходите, и похоти плотския не совершайте). Так как он ранее назвал причину болезни, то теперь указывает на лекарство, приносящее здоровье. Какое же это лекарство и какая это сила, от которой зависят сказанные выше блага, как не жизнь по духу? Поэтому и говорит: «Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти, ибо плоть желает противного духу, а дух — противного плоти: они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы» (духом ходите, и похоти плотския не совершайте. Плоть бо похотствует на дух, дух же на плоть: сия же друг другу противятся, да не яже хощете, сия творите) (ст. 16, 17). Здесь некоторые нападают (на нас), говоря: «Вот и апостол разделяет человека на два, представляя его как бы составленным из противоположных природ, раз приписывает борьбу против души телу». Но это совершенно несправедливо, так как плотию он называет здесь не тело; а если разумеет здесь тело, то какой смысл будут иметь следующие далее слова? «Желает, — говорит, — противного духу» (похотствует на духа). Но ведь тело принадлежит к числу вещей не движущих, а движимых, не действующих, а которыми действуют, — как же, в таком случае, оно желает? Желание, без сомнения, принадлежит душе, а не телу. Да и в других местах Писания говорится: «желает душа моя» (Пс. 83:3); также: «чего желает душа твоя, я сделаю для тебя» (1 Цар. 20:4); и еще: «не следуй влечению души твоей» (Иис. с. Сир. 5:2); и опять: «так желает душа моя» (сице желает душа моя) (Пс. 41:2). Как же Павел говорит: «плоть желает противного духу» (плоть похотствует на духа)? Плотию он обыкновенно называет не природу телесную, а злую волю, напр., когда говорит: «вы не по плоти живете, а по духу» (вы несте во плоти, но в дусе) (Рим. 8:9); и еще: «живущие по плоти Богу угодить не могут» (сущии же во плоти, Богу угодити не могут) (Рим. 8:8). Итак, что же? Должно убивать плоть? Но сам сказавший это разве не был облечен плотию? Такие внушения дело не плоти, а диавола, так как «он был человекоубийца от начала» (он человекоубийца бе искони) (Ин. 8:44). О чем же, в таком случае, говорит (апостол)? Плотию он называет здесь помысл земной, легкомысленный и нерадивый, а в последнем виновато не тело, но беспечная душа. Ведь тело есть только орудие, от орудия же никто не отвращается, ни ненавидит, а отвращаются от того, кто употребляет это орудие во зло. Мы ненавидим и наказываем не меч, а человекоубийцу. «Но, — скажет кто‑нибудь, — называть грехи души именем плоти именно и значит обвинять тело». Я же признаю, что хотя плоть и ниже души, но и она прекрасна. В самом деле, то, что ниже хорошего, и само хорошо, тогда как худое не ниже хорошего, но совершенно противоположно ему. Если ты действительно можешь указать зло, происходящее от тела, то обвиняй плоть; но если ты на основании одного только названия хочешь порицать плоть, то смотри, чтобы тебе не пришлось обвинять и душу, потому что и лишенный истины человек называется душевным человеком (1 Кор. 2:14), и полчища демонов называются духами злобы (Ефес. 6:12). С другой стороны, именем плоти Писание называет обыкновенно и таинства, равно и всю Церковь, называя ее телом Христовым (Кол. 1:18). Если же ты хочешь, чтобы я указал тебе благодеяния, получаемые нами чрез тело, то представь, что все чувства у него уничтожены, и ты увидишь тогда душу лишенною всякого познания, и не имеющею никакого понятия о том, что он знает теперь. В самом деле, если сила Божия от создания мира видима чрез рассматривание творений (Рим. 1:20), то как мы могли бы познать ее без глаз? Если также и вера от слуха (Рим. 10:17), то как услышим о ней без ушей? А проповедовать и обходить землю можно только посредством языка и ног. Как, в самом деле, проповедовать, если не будут посланы (Рим. 10:15)? Да и письмо возможно благодаря рукам. Видишь ли, какое множество благ приносит нам служение плоти? Если же (апостол) говорит: «плоть желает противного духу» (плоть похотствует на духа), то говорит о двух противоположных видах помыслов, — о добродетели и пороке, так как именно они противятся друг другу, а не душа и тело. Если бы эти последние находились во взаимной вражде, то они истребили бы друг друга, так же, как вода истребляет огонь, как тьма — свет; если же душа заботится о теле и проявляет по отношению к нему великое попечение, весьма многое претерпевает, чтобы только не расстаться с ним, и сопротивляется, когда ее хотят разлучить с ним, если, в свою очередь, и тело служит ей, много доставляет ей познаний и само приспособлено к ее деятельности, — то как они могут быть противными и враждебными друг другу? И действительно, из самых действий их я вижу, что они не только не противны, но и весьма между собою согласны и взаимно друг друга поддерживают. Таким образом, не о теле и душе говорит (апостол) в словах «противятся друг другу», а указывает на борьбу злых и добрых помыслов. Желать и не желать — есть, конечно, дело души. Поэтому он и говорит: «Они противятся, чтобы ты не дозволял душе предаваться злым ее пожеланиям». Он так сказал это, как наставник и учитель, возбуждая страх.

6. «Если же вы духом водитесь, то вы не под законом» (Аще ли духом водими есте, несте под законом) (ст. 18) Какая тут последовательность? Самая строгая и очевидная. Кто имеет духа, как и следует, тот при его помощи погашает в себе всякое злое желание; кто же освободился от злых пожеланий, тот уже не имеет нужды в помощи закона, став много выше его учения. В самом деле, кто не гневается, разве нуждается в том, чтобы слышать — не убий? Кто не смотрит любострастными глазами, разве имеет нужду в наставлении — не прелюбодействовать? Кто станет говорить о последствиях зла тому, кто исторг в себе и самый корень зла? А корень убийства, без сомнения, есть гнев, прелюбодеяния же — похотливый взгляд глаз. Поэтому он и говорит: «Если же вы духом водитесь, то вы не под законом» (аще духом водими есте, несте под законом). Здесь, мне кажется, он высказал вместе великую и удивительную похвалу закону. «Если закон, — говорит, — до пришествия духа заменял, сообразно силам своим, духа, то даже и поэтому нет нужды оставаться теперь под пестуном. Тогда, конечно, мы справедливо находились под законом, чтобы, побуждаемые страхом, удерживали свои пожелания, так как не явился еще дух; а теперь, после того как нам дарована благодать, которая не только повелевает воздерживаться от них, но и сама иссушает их и возводит человека к совершеннейшей жизни, какая нужда в законе? Кто по собственному побуждению совершает большее, на что тому пестун? Философ, конечно, не имеет нужды в учителе грамматики. Итак, для чего вы унижаете себя, слушая теперь слова закона, после того как первоначально изъявили готовность служить духу?»

«Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, (соблазны), ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное. Предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют» (Явлена же суть дела плотская, яже суть блуд, прелюбодеяние, нечистота, студодеяние, чародеяния, идолослужение, вражда, рвения, завиды, ярости, разжжения, распри, соблазны, ереси, зависти, убийства, пиянства, безчинны кличи, и подобная сим, яже предглаголю вам, якоже и предрекох, яко таковая творящии царствия Божия не наследят) (ст. 19‑21). Теперь ты, обвинитель плоти своей, скажи мне, если ты думаешь, что это сказано о борьбе и вражде ее (пусть даже прелюбодеяние и блуд, по вашему, зависят от плоти), — как вражда, ссоры, зависть, распри, ереси и волшебство (а все это, равно как и другое, конечно зависит от воли, только развращенной), как они‑то могут зависеть от плоти? Видишь, что (апостол) говорит здесь не о плоти, а о земных и низменных помыслах? Поэтому он возбуждает и страх, говоря: «поступающие так Царствия Божия не наследуют» (таковая творящии, царствия Божия не наследят). А если бы это зависело от злой природы, а не от развращенной воли, то ему скорее следовало бы сказать не — «творят», но — «претерпевают». Но за что же они, в таком случае, лишаются и царствия? Ведь как венцы, так и наказания следуют не за то, что совершается по природе, но за то, что по воле. Вот почему и Павел угрожал так.

«Плод же духа: любовь, радость, мир…» (Плод же духовный любы, радость, мир) (ст. 22). Не сказал — «дело», но — «плод» духа. Что же, не излишняя ли душа? Если речь идет только о плоти и духе, то где душа? Или он говорит о существах, не имеющих души? В самом деле, когда зло приписывается плоти, а добро духу, то душе нет уже места. Но это совершенно не так, потому что воздержание страстей есть дело души и ей принадлежит; и если она, находясь посреди добродетели и порока, употребляет тело на должное, то и его делает духовным, а если удаляется от духа и предается злым пожеланиям, то и сама становится более земною. Видишь ли из всего этого, что он говорит здесь не о существе плоти, а о злом и добром произволении? Почему же он (добрые дела) называет «плодом» духа? Так как злые дела происходят только от нас, поэтому он и называет их делами, между тем, добрые требуют не нашего только старания, но и человеколюбия Божия. Затем, перечисляя добрые дела, на первом месте поставляет корень их, говоря так: «любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона» (любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых несть закона) (ст. 22, 23). В самом деле, чему можно научить того, кто сам в себе имеет все, и у кого совершеннейшим учителем мудрости служит любовь? Как кроткие кони, и сами по себе делающие все, не имеют нужды в биче, так и душа, преуспевающая в добродетели действием духа, не имеет нужды в предписаниях закона. Итак, (апостол) и здесь с удивительною мудростью отверг закон, не потому, чтобы он был худ, но потому, что он ниже премудрости, даруемой Духом.

«…Но те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями» (А иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми) (ст. 24). Чтобы не спросили: «кто же это такие?» — он из самых дел указывает тех, которые поступают так, называя снова здесь плотию злые дела. Ведь таковые, конечно, не убили своей плоти, — иначе как бы они стали жить — распятое, без сомнения, мертво и недеятельно, — но говорит о совершенстве их мудрости. Хотя страсти и досаждают им, но восстают на них совершенно без успеха. Итак, если такова сила духа, то им и жить будем, им только и будем довольствоваться. Указывая на это, и сам (апостол) прибавил: «Итак, будем жить духом, и по духу и поступать должны (духом да ходим) (ст. 25), живя по его законам». Это именно и значит — «поступать должны» (да ходим), то есть: «будем довольны силою духа и не станем искать дополнения в законе». Затем, желая показать, что вводящие обрезание делают это по честолюбию, говорит: «Не будем тщеславиться, в чем заключается причина всех зол, не будем друг друга раздражать, друг другу завидовать (ст. 26). Ведь от тщеславия рождается зависть, а от зависти происходят все те бесчисленные виды зла».